Зигги Стардаст и я

Закрываю глаза, чтобы снова увидеть лицо Уэба. Другое. То, которое хочу помнить всегда. Там. Глядящее на меня: глаза полны безумного отчаяния и тревоги… и, может быть, любви. Не знаю…

Надолго не получается. Потому что тогда лицо искажается, превращаясь в изуродованную кашу в тот момент, когда его утащили во тьму, и приходится снова смотреть в потолок. Чтобы забыть. Боже, как больно. Я кричу в подушку – так громко, так сильно, что, кажется, крик порвет голосовые связки.

Как бы хотелось коснуться его, почувствовать запах, увидеть его, ощутить вкус…

Еще один раз.

Мне нужно знать. Необходимо каким-то образом выяснить, как он. Где бы ни был…

52

Вползаю в чулан, сжимая в руке рюкзак.

Давненько я здесь не был. Воздух спертый, застоявшийся. Почти засушенный. Не знаю подходящих слов…

Включаю лампу.

У нас что, землетрясение было? Все выглядит каким-то другим. Измененным. Помнится, в Миссури проходит какая-то там линия разлома… Глаза Зигги моргают мне в ответ: гламурно-блестящие, улыбающиеся и подбадривающие, – но часть их теперь устилает пол, и мамин портрет покосился. Неужто от моих воплей? Номера National Geografic разбросаны вокруг, и…

Из-под них выглядывает журнал «Interview».

Тот самый.

Который я припрятал в тот день, когда Старла сказала, что уезжает; тот, который «до смерти хотела мне подарить»… Пролистываю его до той статьи. Здоровенные мышцы и зубастые улыбки смотрят со страницы. И этот заголовок снова вышибает из меня дух: «ГЕЙ – ЗНАЧИТ ХОРОШИЙ!»

Слеза выбегает из глаза прежде, чем я успеваю ее остановить. НЕТ! Захлопываю журнал. Кажется, в нем что-то есть. Трясу страницы; это что-то выпадает мне на колени: значок Уэба. Тот, с его куртки, оброненный, когда он был здесь. О боже…

Верчу в пальцах. Позволяю острой булавке пару раз уколоть большой палец. Хотел бы я быть этой булавкой. Тогда смог бы приколоть себя к его куртке и остаться рядом с его сердцем…

Как тогда, когда танцевали в комнате, когда он назвал меня своим Зигги, когда я впервые почувствовал себя собой. Собой. Настоящим собой. Почувствовал, какой на самом деле могла быть жизнь – не на Луне и не в какой-то параллельной вселенной. Нет. Она с самого начала была здесь. На этой сломанной маленькой планетке, в сломанном маленьком Миссури, в сломанном маленьком городке Крев-Кёр. Здесь.

Скручиваю ворот футболки с Зигги. Лицо горит, пылает. Как тогда, когда Уэб взял меня ладонями за щеки в ту ночь, говоря, что больше не будет прятаться, когда смотрел мне прямо в глаза, и плакал, и рассказывал…

Швыряю значок о стену и испускаю вопль.

«Что такое, золотко? Что случилось?» Мама. Она наклоняет ко мне голову, ее глаза-океаны не моргают.

– Они не победят! Я не позволю им победить! Я не!.. – Голос сквозь слякоть соплей и всхлипов гремит, как гром.

«Не позволишь победить кому, золотко?»

– ИМ. Всем. Им всем! Доктору Эвелин, папе, ХЭЛУ… не позволю… больше это делать, я не могу… так жить… – Ее лицо теряет четкость, река масляных красок. – Эти процедуры… ложь… скрытность… я не буду притворяться… Я не могу делать вид, что они помогают… потому что это не так. Они не помогают, мама. Никогда не помогали. И никогда не помогут…

«Тогда не притворяйся больше, горошек. Ты не обязан». – Она пытается дотянуться до меня из картины, пытается обнять меня…

Но не может. И никогда не сможет.

– В том-то все и дело… у меня нет выбора… доктор Эвелин сказала папе, что она неправа. Наверное, по-прежнему думает, что я сумасшедший со спутанным сознанием, долбанутый электричеством фрик… Но нет, она действительно неправа, потому что я не сумасшедший. Я не… я не дам больше пристегивать себя или загонять в какую-то дурацкую, крошечную каморку, чтобы убрать с глаз долой навсегда – БОЖЕ! Может, я все же сумасшедший…

«Я не считаю тебя сумасшедшим, милый, или…»

– Ты – картина! Ты – картина, которая двигается и говорит, что я не сумасшедший, и это сумасшествие!

Она смеется.

«О, кому это знать, как не тебе! Ведь ты меня просто воображаешь. Но ты понимаешь, что тебе это больше не нужно, потому что у тебя действительно есть выбор, милый. Помнишь ту игру?»

– Какую?..

«Каждый шаг, который ты делаешь, – это выбор. И при условии, что ты можешь выбрать, ты всегда выигрываешь».