Читаем Зигмунд Фрейд полностью

– Вы такой забавный… – влюбленно прошептала она.

Зигмунд почувствовал жар от ее прикосновения и притих, боясь спугнуть это волшебное мгновение. Они безмолвно смотрели друг на друга, пока в их душевное единение не ворвалась телефонная трель.

– У вас, кажется, телефон? – улыбнулась она.

– Ах да…

Зигмунд заерзал, вспоминая, куда он засунул это штуковину, и, выловив ее из кармана, ткнул наугад. Телефон замолк.

– Вам кто-то звонил? – спросила Салли, стараясь казаться безразличной к ночному звонку.

– Да… – смущенно промямлил Зигмунд, убирая телефон обратно в карман. – Одна крошка…

– Хм… – ревниво хмыкнула Салли. – Может, стоило ей ответить, чтобы она не волновалась?

– Я поговорю с ней позже, – без задней мысли, наивно попытался успокоить ее Зигмунд.

– Да вы ловелас! – не удержалась она от обиженного упрека. – Я так полагаю, что дефицита в женском внимании у вас нет!

– Это правда. Чего-чего, а вот этого у меня всегда было предостаточно, – не стал скромничать Зигмунд.

– Хм?! Могли бы меня пожалеть! – уязвленно воскликнула Салли и залпом осушила бокал.

– Вокруг меня было много женщин. Почти все они относились ко мне почтительно, с долей восхищения, иногда с проникновенной сексуальностью, которая чувствовалась, как капля духов на запястье. Одна из них была родственницей Наполеона Бонапарта… Я предполагаю, что она была даже влюблена в меня и ждала от меня взаимности, в частности, эротических признаний… – без какого-либо посягательства на самолюбие Салли просто поделился фактом Зигмунд.

– Родственница Наполеона? – с ноткой зависти протянула Салли. – Ну куда уж мне обыкновенной продавщице секс-шопа! – тут же надулась она.

– Ну что вы! – забеспокоился Зигмунд. – Вы очаровательная…, удивительная девушка…, чистая как Офелия…

Есть ива над потоком, что склоняетСедые листья к зеркалу волны;Туда она пришла, сплетя в гирляндыКрапиву, лютик, ирис, орхидеи, —У вольных пастухов грубей их кличка,Для скромных дев они – персты умерших:Она старалась по ветвям развеситьСвои венки; коварный сук сломался,И травы и она сама упалиВ рыдающий поток. Ее одежды,Раскинувшись, несли ее, как нимфу;Она меж тем обрывки песен пела…

– Это так красиво! Это ваше стихотворение? – забыв об обиде, обомлела Салли.

– Я был бы безмерно рад, но меня опередил Шекспир, – вздохнул Зигмунд.

– Вы любите Шекспира? – околдованная тембром его голоса и лучшим в ее жизни признанием, завороженно спросила Салли.

– О да! Я начал читать Шекспира в восьмилетием возрасте и потом перечитывал его снова и снова. Я восхищался непревзойденной силой его выразительности и еще более его обширнейшим знанием человеческой натуры. Кстати, я уверен, что черты его лица являются не англосаксонскими, а французскими и что его имя могло происходить от искаженного Jacques Pierre.

Салли окончательно расстаяла.

– О Зигмунд! Я очень хочу сделать с вами селфи! – внезапно выпалила она.

– И я с вами хочу! – разделил ее порыв Зигмунд.

– Тогда можно? – обрадовалась Салли.

– Разумеется! А что это?

Салли, мило улыбнувшись, подсела вплотную к своему спутнику, нежно прижалась щекой к его щеке и, нацелив руку с телефоном, возбужденно произнесла:

– А теперь смотрите на экран.

Зигмунд устремил взгляд по указанному направлению. В глаза брызнула вспышка.

– А мы классно получились! – восхитилась Салли, глядя на удачный снимок. – И очень здорово смотримся вместе! Правда? – передала она телефон Зигмунду.

– Правда, – согласился тот. – А вы не расскажите о себе? – попросил он.

– Рассказать о себе? – не ожидала такого вопроса Салли. – Даже не знаю, будет ли вам это интересно… – засомневалась она.

Зигмунд подбадривающе кивнул.

– Ну не знаю! – решилась она. – Самая обыкновенная лондонская девушка… Ну хорошо! Природа не обделила меня вот этим, – она изящно обвела пальчиками контур своего милого личика, опускаясь вниз к груди и ниже…

– У вас, должно быть, красивые родители? – предположил Зигмунд, с удовольствием наблюдая за ней.

– О да! – подтвердила она. – Они у меня оба красавцы! Мама в молодости была моделью, она и сейчас прекрасно выглядит. В свое время ей пророчили большое будущее в модельном бизнесе, но она предпочла журналистику. Теперь она занимается писательской деятельностью. Пишет всякие мемуары и женские истории о смазливых дурочках семидесятых. – Салли чуть погрустнела. – Папа родом с Барбадоса. В восьмидесятых он переехал в Лондон, где и познакомился с моей мамой. Они безумно влюбились друг в друга, в результате чего и получилась я…

– Очень хорошо получились! – не сводя с нее глаз, произнес Зигмунд.

Салли благодарно улыбнулась и на миг задумалась.

– Ваши родители… Они до сих пор вместе? – осторожно спросил Зигмунд.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивные мемуары

Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее
Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее

Фаина Георгиевна Раневская — советская актриса театра и кино, сыгравшая за свою шестидесятилетнюю карьеру несколько десятков ролей на сцене и около тридцати в кино. Известна своими фразами, большинство из которых стали «крылатыми». Фаине Раневской не раз предлагали написать воспоминания и даже выплачивали аванс. Она начинала, бросала и возвращала деньги, а уж когда ей предложили написать об Ахматовой, ответила, что «есть еще и посмертная казнь, это воспоминания о ней ее "лучших" друзей». Впрочем, один раз Раневская все же довела свою книгу мемуаров до конца. Работала над ней три года, а потом… уничтожила, сказав, что написать о себе всю правду ей никто не позволит, а лгать она не хочет. Про Фаину Раневскую можно читать бесконечно — вам будет то очень грустно, то невероятно смешно, но никогда не скучно! Книга также издавалась под названием «Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы»

Андрей Левонович Шляхов

Биографии и Мемуары / Кино / Прочее
Живу до тошноты
Живу до тошноты

«Живу до тошноты» – дневниковая проза Марины Цветаевой – поэта, чей взор на протяжении всей жизни был устремлен «вглубь», а не «вовне»: «У меня вообще атрофия настоящего, не только не живу, никогда в нём и не бываю». Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, Марина Цветаева явилась уникальным глашатаем «живой» человеческой души. Перед Вами дневниковые записи и заметки человека, который не терпел пошлости и сделок с совестью и отдавался жизни и порождаемым ею чувствам без остатка: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней».Марина Ивановна Цветаева – великая русская поэтесса, чья чуткость и проницательность нашли свое выражение в невероятной интонационно-ритмической экспрессивности. Проза поэта написана с неподдельной искренностью, объяснение которой Иосиф Бродский находил в духовной мощи, обретенной путем претерпеваний: «Цветаева, действительно, самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука – как когда кричат от боли».

Марина Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны

Федор Григорьевич Углов – знаменитый хирург, прожил больше века, в возрасте ста лет он все еще оперировал. Его удивительная судьба может с успехом стать сценарием к приключенческому фильму. Рожденный в небольшом сибирском городке на рубеже веков одаренный мальчишка сумел выбиться в люди, стать врачом и пройти вместе со своей страной все испытания, которые выпали ей в XX веке. Революция, ужасы гражданской войны удалось пережить молодому врачу. А впереди его ждали еще более суровые испытания…Книга Федора Григорьевича – это и медицинский детектив и точное описание жизни, и быта людей советской эпохи, и бесценное свидетельство мужества самоотверженности и доброты врача. Доктор Углов пишет о своих пациентах и реальных случаях из своей практики. В каждой строчке чувствуется то, как важна для него каждая человеческая жизнь, как упорно, иногда почти без надежды на успех бьется он со смертью.

Фёдор Григорьевич Углов

Биографии и Мемуары
Слезинка ребенка
Слезинка ребенка

«…От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к боженьке». Данная цитата, принадлежащая герою романа «Братья Карамазовы», возможно, краеугольная мысль творчества Ф. М. Достоевского – писателя, стремившегося в своем творчестве решить вечные вопросы бытия: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой». В книгу «Слезинка ребенка» вошли автобиографическая проза, исторические размышления и литературная критика, написанная в 1873, 1876 гг. Публикуемые дневниковые записи до сих пор заставляют все новых и новых читателей усиленно думать, вникать в суть вещей, постигая, тем самым, духовность всего сущего.Федор Михайлович Достоевский – великий художник-мыслитель, веривший в торжество «живой» человеческой души над внешним насилием и внутренним падением. Созданные им романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» по сей день будоражат сознание читателей, поражая своей глубиной и проникновенностью.

Федор Михайлович Достоевский

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное