Читаем Зигмунд Фрейд полностью

Были и другие моменты, которые могли вызвать чувство вины. Под именем Ирмы скрывалась Эмма Экштейн, пациентка с нарушениями менструации. Фрейд подверг ее анализу и, возможно, подумал, что ее проблемы вызваны мастурбацией. Ранее в том же году он отослал ее к доктору Флису, который был не менее изобретателен, чем сам Фрейд, и считал, что между носом и половыми органами есть «симпатизирующая» связь (медицина в то время была странной наукой). Флис провел операцию на носе Экштейн, но сделал ее плохо. По возвращении в Вену у нее несколько раз были кровотечения, от которых она чуть не умерла. На людях Фрейд не хотел и слышать ни одного слова осуждения в адрес Флиса, этого коллеги-новатора, в дружбе которого он так нуждался. Но сон – совсем иное дело.

«Инъекция Ирмы» была поворотной точкой для Фрейда. Это был сон, как мы уже говорили, человека средних лет с творческими наклонностями, отчаянно пытавшегося в одиночку разгадать человеческую природу. Этот сон продемонстрировал ему, что может рассказать бессознательное. Возможно, он увидел его как бы «специально». У пациентов часто бывают именно такие сны, которые нужны аналитику. В течение нескольких лет после 1895 года мозг Фрейда услужливо предоставлял ему все новые сны, необходимые для понимания самого важного пациента – себя самого.

В июне 1900 года в письме Флису (снова из «Бельвю») Фрейд размышляет о том, будет ли там «однажды» мраморная табличка с надписью:


В этом доме 24 июля 1895 года

доктору Зигмунду Фрейду

открылась тайна снов


На это потребовалось много времени, но мечта Фрейда почти в точности сбылась в 1977 году, на сто двадцать первую годовщину его рождения. На краю места, которое когда-то было лугом «Бельвю», на склоне со стороны Вены, была установлена табличка на пьедестале. На ней написана именно та фраза из письма Флису. Но она стоит посреди пустоты – имения «Бельвю» больше нет.

Семья Шлагов оставила поместье очень давно. После них там размещался детский санаторий, а в 1945 году были расквартированы русские солдаты. Некоторое время там жили беженцы с востока. Позднее кто-то пытался восстановить развалины и сделать из них ресторан, но безуспешно. В конце концов здание снесли. Теперь «Бельвю» – это лишь название места между двумя долинами. Там, где стоял дом, осталась лишь неровная земля да несколько деревьев.

Глава 2. Дорога с востока

Представьте себе дорогу. По ней едет телега с двумя бедно одетыми мужчинами. Они возят крашеные ткани в самый холодный уголок Европы, а в обмен – шерсть и мед. Эта картина – мир, откуда Фрейд был родом. Сороковые года девятнадцатого века. Лошадь еле идет, погода ужасная. Перед ними пятьсот-шестьсот километров пути. Карпаты стоят на пути теплых южных ветров. Где-то вдали, похоже, воет волк. Достоверных случаев гибели путешественников от зубов волков мало, но, несомненно, в далекой Галиции сто пятьдесят лет назад «Wanderjuden», странствующие евреи, очень рисковали. С волками или без них, это мероприятие представлялось достаточно унылым.

Телега ехала по землям, принадлежавшим Австрийской империи. Ее власть простиралась на восток от Вены по всей Богемии, Моравии, Силезии, Венгрии и даже Галиции, которую империя купила у Польши в восемнадцатом веке. По сравнению с Веной, городом дворцов и скрипок, Галиция была грязным глухим захолустьем. Правительство посылало туда солдат, чтобы поддерживать порядок, и чиновников, чтобы собирать налоги, особенно с евреев, двести тысяч которых перешли к империи вместе с Галицией. Их «приобретение» удвоило общее количество еврейского населения империи. В Вене к людям с востока относились с подозрением, евреи же вызывали неприязнь в любом месте, потому что были не такими, как все. Евреи из Галиции встретились с суровыми законами и налогами, призванными сделать их «приобретение» выгодным, а также по возможности сдерживать их рост. Были введены налоги на свадьбы, свечи и кошерное мясо. Веру объявили подчиненной государственной религии, римскому католицизму. Платить приходилось даже за фамилии: в 1787 году галицийским евреям было приказано сменить фамилии на немецкие, и за хорошую фамилию – Блументаль («долина цветов») или Шенберг («прекрасная гора») – стоило дать чиновнику взятку.

Путешественники в телеге – старик по имени Сискинд Хофман и молодой человек Якоб Фрайт, или Фрейд, – старались не поднимать глаз на всех людей в форме, и не потому, что они нарушали закон (их временные паспорта, готовые к проверке, лежали в непромокаемой тонкой клеенке), а потому, что старались выглядеть как можно более незаметно. У евреев было еще меньше прав, чем у польских крестьян. До нас дошли сведения о путешествиях Сискинда и Якоба лишь потому, что австрийские бюрократы питали сильную привязанность к всевозможным разрешениям и паспортам и не расставались со своими записями даже после исчезновения самой империи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Шопенгауэр
Шопенгауэр

Это первая в нашей стране подробная биография немецкого философа Артура Шопенгауэра, современника и соперника Гегеля, собеседника Гете, свидетеля Наполеоновских войн и революций. Судьба его учения складывалась не просто. Его не признавали при жизни, а в нашей стране в советское время его имя упоминалось лишь в негативном смысле, сопровождаемое упреками в субъективизме, пессимизме, иррационализме, волюнтаризме, реакционности, враждебности к революционным преобразованиям мира и прочих смертных грехах.Этот одинокий угрюмый человек, считавший оптимизм «гнусным воззрением», неотступно думавший о человеческом счастье и изучавший восточную философию, создал собственное учение, в котором человек и природа едины, и обогатил человечество рядом замечательных догадок, далеко опередивших его время.Биография Шопенгауэра — последняя работа, которую начал писать для «ЖЗЛ» Арсений Владимирович Гулыга (автор биографий Канта, Гегеля, Шеллинга) и которую завершила его супруга и соавтор Искра Степановна Андреева.

Арсений Владимирович Гулыга , Искра Степановна Андреева

Биографии и Мемуары