Уверенность в будущем пропала. После «Кредитанштальта» лопнули другие банки, издательские дела оказались под угрозой, хотя все обошлось. Гитлер, которому запретили въезд в Австрию, тайком проник в Вену в сентябре 1931 года, потому что хотел побывать на кладбище «Двадцатитрехлетняя племянница, с которой у Гитлера была романтическая связь, Гели Раубаль, выстрелила себе в сердце в его мюнхенской квартире 18 сентября. У нее были родственники в Вене, и поэтому тело похоронили там. Гитлер, глубоко огорченный (то ли из-за любви, то ли из страха, что это помешает ему в политике), отважился пересечь границу в своем „Мерседесе“ с машиной охранников позади и отправился в Вену, где положил цветы на ее могилу на центральном кладбище. После этого он приказал водителю проехать мимо Оперного театра на Рингштрассе.». В Вене он сказал местному нацисту, называвшему себя «гауляйтером» города, Альфреду Фрауэнфельду, что не позже 1933 года он завоюет власть в Германии.
30 января 1933 года Фрейд записал в дневнике: «Гитлер — рейхсканцлер», под неправильной датой — 29-го. Национал-социалисты все еще не имели права управлять страной, но президент Германии, престарелый фон Хинденбург (который сказал. «Я уже одной ногой стою в могиле»), наконец дал себя убедить, что только «этот парень Гитлер», которого он презирал, может навести порядок в стране, охваченной политическим хаосом, и сделал его канцлером, главой правительства.
Выборы, последние в Германии правления Гитлера, были проведены в начале марта, и национал-социалисты стали правящей партией. 23 марта Рейхстаг принял акт, дающий Гитлеру диктаторскую власть, и начался переворот против социалистов, евреев и воспоминаний о поражении в 1918 году. Историк Уильям Шайрер писал: «Гитлер уничтожал прошлое со всеми его неудачами и разочарованиями».
Избиения, убийства и аресты стали в Германии обычным делом. В витринах были выставлены фотографии Гитлера, на каждом столбе развевалась его красно-черная свастика. Штурмовики трубили в свои горны, куда бы ни направлялись, даже если просто на сборы старой одежды. В мае власти сожгли книги на символических кострах в Берлине и других университетских городах. Профессора произносили под указку министерства пропаганды патриотические речи, в то время как студенты жгли костры и скандировали обвинения. Работы Фрейда были преданы огню за их «унижающее душу преувеличение инстинктивной жизни». Он оказался в компании, в частности, Томаса Манна, Альберта Эйнштейна, Эптона Синклера, Эмиля Золя, Марселя Пруста и Гавелока Эллиса.
В огонь попали и материалы, украденные из института сексуальной науки Магнуса Хиршфельда. Сам Хиршфельд, как еврей и гомосексуалист, стал удобной мишенью для национал-социалистов, осудивших «декадентство» старого Берлина. Впрочем, некоторые из гомосексуальных пациентов, истории болезни которых хранились в этом здании, как говорят, были нацистами. Это объясняет, почему институтом занялись так скоро. Сам Хиршфельд бежал еще до начала террора.
Многие евреи вскоре последовали его примеру. Вначале спастись было легко. Эрнст и Оливер Фрейды с семьями жили в Берлине. Оливер, невезучий сын, в 1933 году потерял работу. Сначала он отправился в Вену, потом во Францию и наконец в Америку. Эрнст, более сильный по характеру, уехал из страны в качестве архитектора. Ему помогло принять решение то, что он узнал, будто одного из его сыновей в школе называют «Фрейд-еврей». Возможно, речь шла о Клеменсе, которому в то время было девять лет. Он говорил дедушке: «Для меня все было бы по-другому, если бы я был англичанином». И вот он им стал.
Немногие понимали, что на самом деле происходит. Фрейд говорил об Австрии оптимистически. Он считал, что страна движется к правой диктатуре, но доверял Лиге Наций, которая никогда не позволит законного преследования евреев. «Кроме того, — рассуждал он в письме Джонсу, — австрийцы не склонны к немецкой жестокости». Фрейд был прав насчет диктатуры, насчет же всего остального ошибался.
Вероятно, он не был таким оптимистом, как хотел казаться. «Мир превращается в огромную тюрьму», — писал он Марии Бонапарт. К его возмущению, респектабельный австрийский журналист, Людвиг Бауэр, с которым он беседовал в конце 1933 года, написал статью, где Фрейд выглядел беспомощным стариком, трясущимся от страха и непрестанно повторяющим: «Вы думаете, они выгонят меня, вы думаете, они заберут мои книги?» Это был сфабрикованный образ. В ответ на статью Фрейду пришло письмо от швейцарского психиатра, предлагавшего ему безопасное убежище в «Бургхельцли» в Цюрихе, если это поможет ему справиться с депрессией. Это была старая больница Юнга. Без такого утешения Фрейд вполне мог обойтись.