Зигмунд Фрейд. Упадок и конец психоанализа

Вскоре после этого Ганс снова рассказывает своему отцу, что он больше всего боится лошадей, у которых «есть что-то черное у рта» (стр. 46), но также и того, что «лошади упадут во время поворота» (стр. 44 и далее), и что его особенно беспокоят тяжелые возы, которых тянут большие ломовые лошади. Кроме того, на дальнейшие вопросы отца он сообщает, что он видел, как «однажды в омнибусе упала лошадь» (стр. 47) – инцидент, который позже подтверждается его матерью. Кстати, похоже, что «что-то черное у рта» было «ремнем, который ломовые лошади носят поперек головы». (стр. 47) Что касается фобии, то она появилась непосредственно после того несчастного случая. (стр. 47)

Все время отец пытался навязывать маленькому Гансу психоаналитические представления, которые тот, однако, большей частью отвергал, хотя он иногда считал себя вынужденным соглашаться просто ради мира в семье. Между тем не существует доказательств того, что интерпретации, которые достались его случаю, помогли каким-либо способом, и в действительности также не проявляется какая-либо связь между временами, когда его состояние было лучше, и теми, в которых он, очевидно, приобретал «постижение» («инсайт») в своей болезни. То, что он, однако, уже скоро снова стал здоров, можно было при относительно легкой степени развития фобических страхов ожидать с самого начала.

Вот и вся краткая история болезни, которую, впрочем, каждый, кто интересуется манерой, в которой Фрейд опрашивал своих пациентов, должен был бы прочесть полностью – лучше всего, естественно, вместе с упомянутой критикой Вольпе и Рахмана.

Если мы теперь спросим себя, что вообще можно сказать об этом случае, то мы должны сначала констатировать, что данный материал был выбран для анализа, без сомнения, потому что самое большое внимание было уделено тем фактам, которые могли быть связаны с психоаналитической теорией, в то время как другие в соответствии с тенденцией игнорировались. Как сообщал сам Фрейд, отец и мать ребенка принадлежали к его «ближайшим приверженцам» (стр. 14), и нужно предположить, что Ганса постоянно побуждали прямо или косвенно производить данные, которые были важны для психоаналитического понимания.

Во-вторых, сообщение отца, очевидно, очень ненадежно, так как его интерпретации вовсе не подкреплены фактическими событиями или словами, которыми Ганс их описывает. Во всяком случае, в описании содержится несколько искажений, из-за чего его нужно было читать с большой осторожностью.

Также нельзя полагаться и на свидетельства Ганса. Не только потому, что он в последние недели своего заболевания много раз рассказывал разную ложь; он давал также много бессвязных и иногда даже противоречивых сведений. Прежде всего, однако, Гансу снова и снова приписывались представления и чувства, которые в действительности следует приписать его отцу, который вкладывал эти слова в его уста. Фрейд сам соглашается с этим, даже если он пытается скрыть сам этот факт как таковой:

«Конечно, при анализе приходилось говорить Гансу много такого, что он сам не умел сказать; внушать ему мысли, которые у него еще не успели появиться; приходилось направлять его внимание в сторону, желательную для отца. Все это ослабляет доказательную силу анализа; но так поступают при всех психоанализах. Психоанализ не есть научное, свободное от тенденциозности исследование, а терапевтический прием, он сам по себе ничего не хочет доказать, а только кое-что изменить». (стр. 91)

Стало быть, Фрейд, кажется, соглашается со своими многочисленными критиками, которые тоже полагают, что «психоанализ – это не свободное от тенденциозности исследование» и что внушения (суггестии) играют в нем значительную роль, вследствие чего его доказательная сила уменьшается практически до нуля. Но вернемся к интерпретации Фрейдом фобии Ганса, которая сводилась к тому, что его эдиповы конфликты представляют исходную точку невротического расстройства. Об этом он пишет:

«У Ганса это – стремления, которые уже раньше были подавлены и которые, насколько мы знаем, никогда не могли проявиться свободно: враждебно-ревнивые чувства к отцу и садистские, соответствующие предчувствию коитуса, влечения к матери. В этих ранних торможениях лежит, быть может, предрасположение для появившейся позднее болезни. Эти агрессивные склонности не нашли у Ганса никакого выхода, и как только они в период лишения и повышенного сексуального возбуждения, получив поддержку, собирались проявиться наружу, вспыхнула борьба, которую мы называем «фобией»». (стр. 116)

Это, естественно, соответствует знакомому представлению об эдиповом комплексе, согласно которому Ганс больше всего хотел бы, чтобы его отец, которого он должен был ненавидеть просто как соперника, исчез, и чтобы потом он сам в сексуальном акте овладел матерью.