Дверь камеры с лязгом захлопнулась за мной. Я вдыхал полной грудью свежий воздух, который после камерного казался сладким.
К стене! Руки за спину! — проревел «вертухай», защелкивая наручники на запястьях. Мимо провели группу заключенных. — Вперед, не оглядываемся, такую мать! — толчком дубинки послал меня вперед конвоир.
Злобы в голосе у него не было, да и можно понять, на всех эмоций не хватит. Мимо проплывали камеры, из-за которых доносились гам, крики, бормотания, одним словом, обычная тюремная жизнь.
К стене! Стоять! — щелкнул замок решетки, отделяющей наше крыло тюрьмы от другого. — По приказу подполковника Шубина заключенный Федоров сопровождается в приемную начальника тюрьмы! — откозырял мой конвоир охраннику у решетки.
Интересно, за что же мне такой почет? Аж к самому начальнику тюрьмы меня ведут, чем же я его заинтересовал? Толчок дубинки в спину дал понять, что ломать голову преждевременно, эту работу мне с удовольствием помогут сделать местные «костоправы». Прошли еще несколько этажей, решеток, и вот оказались в приемной. Двери у начальника тюрьмы сверкали лаком и резьбой, золотые буквы на дверях должны были придать весомость и страх, как у кабинета министра. Лейтенант внутренних войск, лощеный как на параде, провел нас и, оставив в приемной, проскользнул в кабинет доложить, что заключенный Федоров доставлен.
Введите!
Кабинет ярко освещался солнечными лучами, которые отражались в натертом паркете и лакированной мебели. Посреди комнаты стояли два больших стола буквой «Т», и во главе этой буквы, под портретом Ленина, стоял рядом со стулом седовласый подполковник. Перед ним, спиной ко мне, сидел еще один военный в генеральских погонах, мундир туго обтягивал его тренированную фигуру.
Ну вот, товарищ генерал-лейтенант, доставлен Ваш Федоров! Как видите, жив и здоров, ничего с ним у нас не случилось! — присаживаясь в кресло, проговорил начальник тюрьмы.
Спасибо, Владимир Григорьевич! Будь добр, оставь нас минут на двадцать, да прикажи, чтобы чаечку нам принесли, пока мы беседуем! — раздался до боли знакомый баритон.
Сейчас все подготовлю! — чуть ли не щелкнул каблуками подполковник. Конвоир, стоящий за мной и таращивший от удивления глаза, был вынесен в коридор усердствующим начальником тюрьмы, речь которого, перемежающаяся хорошим русским матом, далеко разносилась по гулким коридорам. — Тунеядцы! Разгильдяи! Погоны плечи давят? Строевую захотели? Чтобы все было вылизано как…! Лейтенант, мигом чай со всякими прибамбасами ко мне в кабинет, бе-г-о-м!!! Где замполит…? Сюда этого козла! Как начальство, так мне расхлебывать, а он, сволочь, отдыхает…!
Я внутренне хохотал, слыша смятение подполковника перед генералом УКГБ СССР по Свердловской области, перед моим родным дядькой. Хотя он и не баловал меня своим вниманием раньше, но после смерти его сестры, а моей матери, Галины Андреевны, он понял, что я его единственный наследник, так как Бог не дал ему своих детей, и он по-своему привязался ко мне. Изредка звонил, интересовался учебой, планами, и вот он здесь.
Ну привет, племянник! — он повернулся ко мне. — Узнал старика?
Здравствуйте, Александр Андреевич! — я был смущен и неловко чувствовал себя, закованный в наручники предусмотрительным конвоиром.
Здравствуй, здравствуй! Замямлил, видите ли, он! Как перещелкать двенадцать бандитов, как куропаток, так тут он храбрец, а сейчас мямлит! Ты хоть понимаешь, Рэмбо занюханный, что тебя могли запросто прихлопнуть, и только чудо тебя спасло?! Ведь большая часть из них числилась во всесоюзном розыске, как убийцы, насильники и грабители. Каждый был по локоть в крови! Не знаю, как ты и вывернулся-то, главное, живой!
Это точно, Александр Андреевич, пока живой!
Не понял, Андрюша?
Так ведь, Александр Андреевич, главарь ушел, не нашли его среди убитых, хоть я его и подстрелил! Живуч оказался, сволочь! А с другой стороны, даже лучше, все ж у нас с ним свои теперь счеты, сколько раз он меня пытался убить, теперь моя очередь возвращать долги!
Ты это брось, Андрей! Не за этим я пришел тебя вытаскивать отсюда! В общем, как мне посоветовали умные головы, можем тебя направить хирургом в одну горячую точку, в так называемый «ограниченный контингент советских войск» по освобождению дружеского народа Афганистана от душманов, за которыми стоят империалисты Америки и Англии.
Что я должен там делать?
То же, что ты делал в горах Урала! Лечить солдат и немного воевать, сынок! Но теперь все на законных основаниях, имея за спиной своих друзей и могучую Родину, которая тебя вырастила и защищает.
Мне стало немного грустно от патриотической патетики старика генерала, который до сих пор еще жил в призрачном мире социализма, да и наручники, что врезались в запястья, начали беспокоить.
Ты же лейтенант запаса, медик, наконец! Я с нужными людьми уже договорился, тебя берут в бригаду ВДВ…
Хорошо! Я согласен! — перебил я дядю. — Что мне надо сделать, дать клятву, или подписку?