Зима

Глубокой ночью в своей избе, озираясь на спящих по лавкам воев, Демьян пробрался, наконец, к лучине, чтобы прочитать заветную бересту. Смешным детским почерком были выведены кривые пляшущие буквы: «В полдень на кладбище. Агафья». «Агафья, ее Агафьей зовут! Как же я сразу не догадался? К Матрене посылала, говорила: «Скажешь, что от Агаши». Так она свое имя и называла. Но почему на кладбище? А вдруг это не она писала, может это ловушка? Все проверить надобно, уж здесь зевать нельзя». Он начал трясти за ногу Первушу, тот резко сел, по привычке хватаясь за кистень:

- А, что?

- Кладбище у них где? - шепнул Демьян.

- Какое кладбище? - десятник непонимающе потер лоб.

- Ну, где они покойников своих хоронят?

Первуша подозрительно скосил глаза.

- Демьян Олексич, ты ляг, проспись, а завтра на трезвую голову мы об их покойничках и потолкуем, - пропел он ласково, как малому дитяте.

- Я не пьян! - возмутился Демьян.

- Конечно, не пьян, только проспаться надобно, хмель весь и выйдет.

- Ладно, ложись, - смирился Олексич, видя, что ничего не добьется.

Первуша тут же, как сноп, повалился на лавку и раскатисто захрапел.

- Я знаю, где у них кладбище, - из угла подал голос Проня.

- Тебе-то откуда знать? - недоверчиво подступился к нему боярин.

- Как откуда? Это ж первое дело, о чем на новом месте расспросить нужно.

- А-а-а, - протянул Демьян, - и показать сможешь?

- Смогу, здесь недалече.

- А Вьюн с див воротился?

- Так под вечер еще, как вы на пир ушли, а он заявился. Стерлядку от старцев на гостинец тебе привез.

- Значит, завтра с собой его возьмем. Оружие проверь и броню надень, пригодиться может.

- На кладбище? Да нет, здесь тихо, нечистая не лютует. Отец Леонтий молитвы крепко читает, все спокойно. Но если, боярин, опасаешься, так я заговор от упырей знаю.

- Тьфу на тебя, дурень, - в сердцах плюнул Демьян, - живых опасаться надо, против них броню и оденем.

- А кто такие? - заволновался Проня.

- Пока не знаю, может тати... а может и нет никого. Спать давай.

[1] - Повой - головной убор замужней женщины.

[2] - Оплечье - ожерелье или воротник, украшенный вышивкой.

[3] - Челюдинки (челюдь) - прислуга.

3.

Утро встретило Демьяна хмурым серым небом и густым туманом. Под снегом проступала вода, она неприятно хлюпала под сапогами. Вороножские леса обнимала оттепель. Сырой воздух пах мокрой корой. Тишину по-весеннему задорно прорезало треньканье синиц.

Сильно переметенная снегом и от того едва приметная тропинка уходила на северо-восток, пропадая в густой дубраве. Проня суетливо бежал впереди, указывая дорогу. Демьян с Осипом шли чуть поодаль, переговариваясь о житье-бытье старцев в дивах. Вьюн рассказал, что у иноков все ладно, отощали только сильно. А вот бродник раненый пропал.

- Как пропал? - удивился Олексич.

- Афоня говорит, броднику стало лучше, подниматься начал, до отхожего места сам уж доходил. Нахохленный как сыч все молча сидел, со старцами не говорил, да и они с ним не особо. А в один день Бог дал в сети рыбы много: щурят трех и окуньков с два десятка, Афонька говорит, жирные такие были, ну и мелочь всякая. Так вот на следующий день встали, ни бродника, ни рыбы. Все забрал и ушел, следы на полдень указали. Да старцы только перекрестились. А Афоня как радовался, очень уж разбойная морда эта ему не нравилась.

- Значит не к Вороножу, а в степь пошел? - задумчиво проговорил Демьян.

- Конечно, в степь своих догонять. Что ему под Вороножем делать?

- Да, говорят, здесь тоже тати бродят, - Олексич настороженно оглянулся, - может, в логово к ним сегодня забредем. В оба смотри, на кладбище в засаду заляжем и до полудня сторожить станем.

- Так надо было больше людей взять, - удивился Вьюн.

- Не могу я, Оська, больше людей взять, - слегка покраснел Демьян. - Свиданье мне здесь одна девица назначила, а я со всей дружиной заявлюсь, то как будет?

- А тати причем здесь? - не понял Вьюн.

- Да по всему, видать, она бродникова дщерь. Мало ли, за ней ведь следить могут, так в ловушку угодим. Вот я и говорю, ухо нужно востро держать.

- Постараемся, - разглядев смущение Демьяна, заулыбался Осип.

Вот за это Олексич и любил Вьюна, ни тебе советов, ни упреков, ни наставлений, как это водилось у десятских, которые кланялись вроде низко, а ввернуть свое слово поперек молодого боярина никогда не стеснялись. Уж Горшеня с Первушей с вопросами бы прижали Демьянку вон к тому дубку, зачем ему с татевой дочкой встречаться. А Оська без расспросов готов полдня в мокром снегу девиц сторожить. Олексича немного мучила совесть, что не дал парню с дороги отдохнуть, но довериться он мог только Вьюну. Тот и сам будет помалкивать и болтливому Проньке рот заткнет.

- Пришли, вон оно, - указал рукой вперед провожатый. - Погост большой, здесь, говорят, еще при старом Вороноже хоронили.