Зима

Дмитрий Андреевич долго ходил по холму, что-то высматривая в траве. Потом он подошёл ближе к деревьям, нагнулсяи нашёл несколько опавших жёлтых листьев. Он сгрёб их в горсть. Прижал к груди и понёс на холм. Он выпрямился. Вдохнул – выдохнул и подбросил вверх листья. Ветер подхватил их, закружил, погнал к лесу, поднял выше… И вот уже в небе собралась их целая стая. Они вращались, сновали, летели вместе, падали в лесную чащу, и там, на берёзах и липах, проявлялись золотые проседи. И как будто где-то очень далеко кто-то гулко и глухо стонал.

– Осень, – сказал Дмитрий Андреевич, сел на лавку и закурил.

После общих лобызаний, объятий, плеваний на малыша и тёплых бурных высказываний на арену, или на сцену театра, боевые действия которого разворачивались на ступенях 27-го роддома, вышел Николай. Страху в нём не было, а только так, немножко. Все посерьёзнели и встали полукругом, как греческий хор, готовый подхватить песню героев. Наступила напряжённая тишина, в которой Николай подошёл к Нине, вручил ей цветы, взял на руки ребёнка, и за свободную Нинину руку тотчас же ухватилась Аришка, бешено скучавшая по маме. Рот её не закрывался. Она улыбалась и ртом ловила ворон. Наловленные вороны подбирали кусочки разжёванного печенья у неё во рту и с громкими криками разлетались в разные стороны. И благословясь, помаленьку Николай начал:

– Нинэль! Я хочу в присутствии свидетелей – наших общих друзей, моей бывшей жены и её мужа, и… Ребят, короче, простите за пафос. Я долго думал, у меня было время. Я не могу жить один. Для себя. Мне не интересно. Чтобы быть счастливым, мне нужен рядом человек, и этот человек…Да, – очнулся Николай, – я не могу жить без любви. Не ново, да? Банально. Я хочу предложить тебе, Нина, свою руку и сердце. Я в курсе, что ты замужем, и, видишь, кольцо я не принёс. Хочу предложить тебе свою заботу и свою опеку. Как сказала мне недавно Гуля: «Тебе же всё равно нечего делать». Я готовил речь, а теперь не знаю, как её сказать. Я хочу заботиться о твоих детях, Нина. Если хочешь, мы будем жить с тобой как брат и сестра. И просьба моя – быть рядом со мной до тех пор, пока ты не дождёшься своего мужа или не встретишь человека, которого полюбишь. Опыт у меня уже есть.

На этих словах греческий хор одобрительно захихикал и посмотрел на Гулю с Игорем.

– Я прошу тебя назвать ребёнка Павлом, потому что об этом просил дорогой моему сердцу человек. И сейчас принять мою помощь и мой кров… Тем более, что все вещи твои я уже перевёз к себе.

Хор опять захихикал и все посмотрели на Пашу с Мишей, которые выдали Коле ключи.

– Мне трудно, Нина, и я прошу тебя помочь мне и пожить со мной, если, конечно, я тебе не слишком противен.

Вообще, Николай готовил другую речь, более достойную и совершенную, но складывалась она сегодня, как складывалась. И теперь внимание присутствующих свидетелей переместилось на женскую фигуру. Но, слава Богу, женщина обошлась без слов. Она подошла к Николаю, потрепала его по плечу, приблизила свой лоб к его лбу, и вдруг изумлённые зрители стали свидетелями чуда или галлюцинации: Нина стала Николаем, а Николай стал Ниной. Потом всё вернулось, но на лице Николая были видны следы её лица, а в фигуре и походке Нины прослеживался Николай.

– Поехали, – сказала Нина.

Главные герои комедии и зрители стали рассаживаться по машинам. В это мгновение ветер принёс откуда-то издалека то ли вой, то ли рыдание.

– Осень, – произнёс Миша, и открыл дверь своей машины.

– Приходите ко мне! Это я хорохорюсь, прикидываюсь независимым. Я ведь художник, и мне чем-то надо делиться с вами. А чем я буду делиться, кроме своих картин? А если вы их посмотрите и полюбите, буду я знать тогда, что живу не зря, не зря хлеб свой ем. Человеку ведь надо, чтобы то, что он делает руками или творит душой, мыслью творит, было кому-нибудь нужно. Чтобы загорались вы от меня так же, как я горел, когда писал… Ко мне заходят, но не часто. Наверное, у меня плохой характер, я вздорный, вспыльчивый. Бываю раздражительным, злым. Но знаете, когда я пишу, всё отходит на второй план и исчезает – зависть, страх, обида… Приходите! И по вашим глазам я пойму, что дорога к Истине – это просто дорога собственной жизни, ни больше, ни меньше. И чем дольше ты живёшь, тем яснее твоя встреча с Ней здесь, и там – за видимым пределом пути.