Зима Джульетты

– А тебе все про моего сына вынь да на тарелочку положи, да? – скрипуче рассмеялась старуха. – Ишь, какая прыткая!

– Нет, я не прыткая, что вы… – снова смутилась Люба, опустив глаза.

– Ладно, не сердись на меня, милая. Ты лучше вот что сделай… Подойди-ка вон к тому пеньку, пошарь в листве… Там пакет должен быть… Достань его и принеси сюда. Да осторожнее, там бутылка! Я, грешным делом, люблю здесь посидеть да полстаканчика хорошего французского вина пропустить, чтоб до конца прочувствовать… Чтоб воспарить да полетать над своей молодостью, как баба-яга в ступе. А вы мне сейчас компанию составите! Будет у нас осенний пикник.

Вино было сухое и терпкое, настоящее французское, из дорогих, Юля это сразу отметила. Мельком глянула на этикетку – «Бордо» от Мишеля Роллана, десятилетней выдержки. Любочка, глотнув из пластикового стаканчика, чуть дрогнула плечами, проговорила тихо:

– Ой, кисленькое какое… Горло сводит…

Вероника Антоновна подняла на нее глаза, снова усмехнулась едва заметно. Нет, не саркастически, скорее, с грустью. И заговорила тоже с грустью в голосе:

– А знаете, что самое страшное в старости, девочки? Не болезни, нет. Самое страшное – из времени вылететь. Это когда, к примеру, просыпаешься утром и не можешь понять, какое сегодня число, какой месяц и день недели. То ли вторник, то ли суббота, то ли апрель, то ли ноябрь. И так жутко становится, словно бултыхаешься во времени, как дерьмо в проруби! А потом вдруг вспомнишь и – о, счастье! Сразу будто обозначаешь себя в жизни. А если не можешь вспомнить… Беда.

– А сколько вам лет, Вероника Антоновна? – осторожно спросила Люба, вытряхивая в траву последние капли из стаканчика.

– Девяносто недавно исполнилось.

– Что вы говорите?!

– Вы хотите сказать, столько не живут?

– Нет, что вы… Я не это хотела…

– Ладно, не извиняйтесь. Я и сама не знаю, как меня угораздило. Все хотелось заглянуть за этот рубеж – что там, когда за девяносто перевалит? Хотя чего там было узнавать? Молодости в качестве поощрительного приза за любопытство все равно не дали! Да, я такая… Везде в жизни задерживаюсь, и с кончиной тоже. И сыночка поздно родила, в сорок два года. Раньше после сорока и не рожали, а я вот умудрилась.

– Значит, Адаму сейчас сорок восемь? Или сорок девять? – задумчиво спросила Любочка.

– Ишь как лихо посчитала, молодец! – подняла на нее глаза Вероника Антоновна. – Все-таки подозреваю я тебя, милая, не обессудь! Имеешь виды на моего сына, признавайся?

– Да я не то хотела сказать, – снова досадливо смутилась Любочка, отведя глаза в сторону. – Я не к тому вообще… Я хотела сказать, что вы очень хорошо сохранились для своих лет.

– Да, соображаю еще, слава богу, в овощ не превратилась. Это сыночку спасибо надо сказать, он меня как-то обозначает во времени и пространстве. Без него я не выплыву.

– В смысле – обозначает? То есть говорит вам, какой сегодня день, какое число?

– Нет, милочка. Что – число… Он своим присутствием меня обозначает. Да тебе не понять… Вот она скорее поймет, чем ты, – ткнула старуха сухим пальцем в сторону Юли.

– Это почему же? – с легкой обидой в голосе спросила Люба.

– А потому, что она крепче на земле ногами стоит. Помалкивает, а думку свою тайную думает. Такая никогда ничего не выболтает и душу за здорово живешь не распахнет первому встречному. Я в молодости тоже была, как она. Все внутри себя держала. Таких и мужики больше любят. Да и она своего не упустит, если его нутром почует! Не обижайся, милая, просто каждому свой путь предназначен.

– Да я не обижаюсь, что вы!

– Ну вот и хорошо… И не обижайся.

Люба вздохнула грустно, а Юля вдруг почувствовала, как ей ужасно приятна старухина похвала. А еще она не знала, как на нее реагировать, и потому выпила остатки вина залпом. Вероника Антоновна тоже поднесла к губам стаканчик, сделала осторожный глоток. Шея ее заходила ходуном, зашевелилась морщинами-складками. Потом она снова заговорила, глядя куда-то вдаль, и было такое чувство, что рассуждает сама с собой:

– Да, без сына я сразу из времени выскользну, да и из жизни тоже… Он ведь давно со мной рядом находится, сам приучил к такому счастью. Я и не претендовала, так само получилось. Просто он по молодости женился неудачно. Угодил в большую любовь, как в кучу… – Она не договорила, и так понятно было, что имела в виду.

– Ой… А разве это плохо – жениться по любви, Вероника Антоновна? – удивленно спросила Любочка.

– Нет, милая, не плохо. Если по обоюдной любви – очень даже хорошо. А если один любит, а другой дурака валяет… Адам очень свою жену любил. Ах, как он ее любил!.. Она ж красавица была, глаз не оторвать. Я все время удивлялась – чего она его выбрала, если не любила, могла бы лучше себе в материальном смысле партию составить. А потом вообще выяснилось, что она ему изменяет. Основательно изменяет, давно в другой постели валандается, с первого года семейной жизни. Случайно выяснилось…

Старуха замолчала, снова потянулась губами к стаканчику. Сделав глоток, вздохнула длинно, прикрыв глаза черепашьими веками и будто исчезла, ушла туда, в болезненное воспоминание.