Зима Джульетты

– Что сказал? Телефон, мол, матушка отключила? Ну да, отключила. А потом обратно включила, делов-то. Как включила, так сама ему и позвонила, минут пятнадцать назад. А вы быстро добежали, однако… Адам сказал, что через часок прибудете. И что мне с вами делать прикажете, гостьи дорогие?

– Да ничего, собственно… Адам просил, мы и пришли… – разочарованно залепетала Любочка, ища взглядом у Юли помощи.

– Ладно, не обращайте на меня внимания, я сегодня не в духе. Бывают иногда такие утренние минуты, когда открываешь глаза и понимаешь, что весь день ни к черту. Старость, зараза… А бывает иногда и наоборот. Просыпаешься и плывешь по дню, будто над жизнью душой летишь. А хотите, я вас чаем напою? Зря, что ли, сюда тащились? У меня в комнате хороший чай есть, настоящий, английский. Мне Адам из Лондона привез.

– Нет, спасибо… – торопливо отказалась Юля. – Давайте лучше посидим где-нибудь, вон в той беседке хотя бы.

– Да ну, в беседке! Если чаю не хотите, тогда лучше меня в лес вывезите, я покажу, куда, у меня там заветное место есть. Надо ж вас использовать как-то, не пропадать же добру. По дорожке я сама могу ездить, а вот в лес, по траве, сил в руках не хватает, боюсь, коляска перевернется на ухабе. Адам обычно меня в лес вывозит, я уж привыкла. Ну что, дамы, вперед?

– Да, конечно! – с готовностью закивали обе головами. – Вы показывайте дорогу, мы отвезем!

– Тогда вот туда! – вытянула старуха перед собой сухую ладонь, указывая направление. – Видите, во-о-он там, далеко, высокую ель, верхушка торчит над деревьями? Это для вас ориентир. Приедем, сами увидите, какая там поляна – просто сказочная! Сядешь посередке, а листья на голову сыплются, сыплются… И так хорошо… Я ведь давно эти места знаю, с юности. Здесь раньше не пансионат был, а военный госпиталь. Так что мне эта полянка каждой травинкой знакома. Ладно, чего уши развесили? Везите!

И замолчала, сложив ручки-лапки на коленях. А Юля повезла коляску по траве, решительно отстранив Любочку. Опрокинет еще…

Полянка и впрямь оказалась сказочной, усыпанной густым слоем листьев самой разнообразной масти. Такие полянки обычно любят художники, выезжающие осенью на пленэр… Все здесь соединилось в гармонии – и деревья по кругу, молодые и старые, и несколько мшистых пеньков, и просвет солнца сквозь выходящую на поляну заросшую высокой травой просеку. Да, здесь у осени было свое лицо, будто она позировала глазу художника, как опытная натурщица.

– Красиво, да? – подняла к ним голову Вероника Антоновна.

– Да, очень красиво… – тихо откликнулась Люба, а Юля просто кивнула из вежливости.

– Здесь и в сорок втором так же красиво было.

– В каком? В сорок втором? – удивленно уточнила Люба.

– Да, милая, в сорок втором… Тогда на этом месте был большой тыловой госпиталь, раненых со всех фронтов эшелонами свозили. Я там работала санитаркой… Молодая была, глупая, едва восемнадцать исполнилось. Мы с Иннокентием, отцом Адама, немало счастливых часов на этой самой поляне провели. И тоже осень была… Я каждую осень сюда приезжаю, сажусь и вспоминаю свою первую любовь. Первую и единственную. Помню, он все говорил, говорил, рассуждал о непонятных мне вещах… А я слушала открыв рот. Боялась дышать. Его ведь с четвертого курса университета призвали, и сразу на передовую попал, и сразу осколочное ранение в ногу, потом хромал всю жизнь… Какой из него вояка был? Да никакой! Из госпиталя вышел – и снова на фронт. Ох, я и убивалась, когда провожала его… Думала, не увижу больше! Даже хотела руки на себя наложить.

Старуха вздохнула, подняла лицо кверху, прикрыла глаза и улыбнулась мечтательно. Потом продолжила тихо, будто сама с собой разговаривала:

– А потом, после войны, он меня сам нашел… Я и не чаяла!.. И родители его были против. А мы все равно были счастливы – вопреки. Ах, как мы были счастливы, какая любовь была! Сейчас такую любовь разве что в старых кинокартинах покажут, да и то вы, нынешние и самонадеянные, махнете рукой презрительно – неправда, мол.

– Нет, что вы, Вероника Антоновна! Это не так! – робко перебила ее Любочка, и старуха замолчала, задумавшись. Потом продолжила грустно: – Я сейчас, наверное, одну неправильную вещь скажу, вы уж не судите старуху строго… А только я думаю, что не имеют права любящие супруги на стопроцентное счастье. Должен быть какой-то изъян, обязательно должен быть! Излишки счастья в это изъян должны улетать, как в прореху! Отдавать надо излишки, не пользоваться ими! А иначе – эгоизм чистой воды.

Люба с Юлей быстро переглянулись, не скрывая легкого недоумения. Старуха усмехнулась, глянула им в лица снизу вверх:

– Что, думаете, околесицу несу, да? Нет, милые мои… В том-то и дело, что счастья в одном роду много не бывает. Если одной паре супругов перепало, надо понимать, что на детях потом отобьется… И поэтому нельзя родителям все себе забирать, нельзя… Мы вот с Иннокентием забрали у сына, теперь уж не вернешь.

– А ваш сын разве не счастлив? – не утерпела с любопытно-сочувствующим вопросом Любочка.