Зима, когда я вырос

Я сложил письмо и сказал тете Фи:

— У папы все хорошо.

— Прочитай его или дай мне прочитать, Томми!

Я снова расправил письмо и сказал:

— Я не могу читать все, потому что он пишет о тебе всякую ерунду.

Тетя Фи ничего не ответила. Молодец. Мама бы тоже не попалась на этот крючок.

Я прочитал письмо вслух. Я не стал читать с выражением, это же не в школе.

Когда я дочитал до конца, тетя Фи встала, взяла палку и с прямой спиной пошла к двери.

— Сейчас сделаю для тебя бутерброды, — сказала она.

— Тетя Фи, — сказал я, — как здорово, что ты уже можешь ходить.

Она остановилась, повернулась ко мне и посмотрела на меня с гордостью.

— Да, малыш, — сказала она, — я могу уже все. Хочешь со мной потанцевать?

Я срочно кивнул, потому что нельзя мотать головой, когда чего-то очень не хочется.

На кухне тетя Фи сказала:

— Я чуть не расплакалась от этого письма. Он убит горем, ты этого еще не понимаешь, ты еще слишком мал; для нас, взрослых, жизнь далеко не мед.

— Для нас, детей, тоже.

— Тебе сливового варенья или масла с сахаром?

— Сливового варенья, — сказал я.

Делая мне бутерброды, тетя Фи все время шмыгала носом.

Ты уж или плачь, или мажь варенье, думал я, одно из двух.

Она посмотрела на меня глазами, полными слез.

— Твоему папе сейчас очень одиноко, — сказала она.

Я ничего не ответил. После того как я прочитал письмо вслух, оно перестало быть моим. Я подумал: сейчас я прочитаю его несколько раз один, тогда оно снова станет моим.

После большой перемены парта Звана была пуста.

О господи, подумал я, сейчас его накажут за опоздание.

Но Зван вообще не пришел.

Вдруг он попал под машину?

Пока учитель занудствовал про разницу между подлежащим и прямым дополнением, я чуть не сошел с ума от волнения. Каждые две минуты оборачивался посмотреть на пустую парту, но это не помогало. И еще я долго-долго смотрел на дверь. Сейчас она откроется, думал я, сейчас наш копуша появится на пороге. Но дверь не открывалась.

Я поднял руку.

— Учитель, у меня болит живот, я больше не могу терпеть.

— Так и быть, Томас Врей, можешь выйти, — сказал учитель. — Ты такой бледный.

В коридоре я взял пальто с вешалки, на ходу надел его и почти скатился вниз по лестнице. Я пробежал через подворотню, через Хохе Слёйс, помчался по площади Фредерика. Ни разу не упал. Так, без единой ссадины на коленях, я добежал до дома на Ветерингсханс.

На лице у Бет было написано глубокое разочарование, когда она увидела меня.

— Ты не доктор, — сказал она. — Как жаль.

В комнате у тети Йос слышались женские голоса.

— Что-то со Званом? — спросил я.

— А почему ты спрашиваешь?

— Его не было в школе.

Она посмотрела мне в глаза.

— Я вижу, ты здорово разволновался? Зван сидит у мамы, к нам приехали бабушка и тетя Тине из Харлема, мама не в себе.

— Почему?

— Пошли.

Я пошел следом за Бет в комнату к тете Йос.

Тетя Йос стояла у камина и смотрела на горящие угли. Увидев меня, она показала на огонь и прижала указательный палец к губам — мол, не шуми.

На диване, где обычно спала тетя Йос, сидела пожилая дама, одетая в темное. Глаза у нее были закрыты, и я подумал, что она спит.

Пожилая дама сказала:

— Я ничего не понимаю.

Значит, не спит.

Рядом с диваном стояла полная женщина. На ней была дурацкая шляпка с широкими опущенными полями и пальто. Казалось, она стояла и ждала трамвая, прямо посреди комнаты.

Бет подошла к дивану.

— Подойди поздоровайся с бабушкой, — сказала она мне, — и с тетей Тине.

Я подошел и поздоровался с ними за руку.

Тете Йос понравилось, что я пожал руку ее маме и ее сестре, — она мне улыбнулась.

Зван стоял у окна.

— Знаешь, — сказал я Звану, — учитель сердится, завтра он тебя накажет. И меня тоже, потому что я тоже сбежал с уроков.

Зван прижал палец к губам — точно так же, как тетя Йос.

Бабушка Бет посмотрела на тетю Йос.

— Я же твоя мать, Йозефина! — сказала она.

— Нет-нет, — ответила тетя Йос, — отчего вдруг?

Я подошел к тете Йос и спросил:

— Почему вы не в себе?

Тетя Йос посмотрела на меня.

— Нет-нет, — сказала она, — кто ты такой?

Полная тетушка Бет спросила:

— Ты одноклассник Пима?

— Да, — кивнул я.

— Ты знаешь этого мальчика, Йозефина? — спросила полная тетушка у тети Йос.

— Конечно, нет, — весело ответила тетя Йос.

— Почему?

— Он не подошел ко мне, чтобы познакомиться, — сказала тетя Йос.

— Йос, — сказала тетя Тине, — месяц назад мы ходили с тобой в универмаг «Бейенкорф», помнишь?

— Нет! — сказала Йос.

— И ты еще хотела улечься на кровать в мебельном отделе, — сказала тетя Тине.

Тетя Йос засмеялась.

— Да, — сказала тетя Тине, — ты помнишь, да?

— Там было холодно? — спросила тетя Йос.

— В «Бейенкорфе» всегда тепло.

— Она все забыла, — сказала бабушка, — все-все, какой ужас, что в нашей семье такое случилось.

Тетя Тине встала перед тетей Йос и показала ей три пальца.

— Сколько ты видишь пальцев, Йос? — спросила она.

— Очень, очень много, — сказала тетя Йос.

Зван потащил меня прочь из комнаты. Мы сели на лестнице — он на ступеньку выше, чем я, так что ему было удобно шептать мне на ухо.