Антуан все смеялся. А Диана страдала. Она видела как он смеется, смеется с другой. С ней он никогда не смеялся. Она даже предпочла бы увидеть, как он целует Люсиль. Но этот смех… это было ужасно. И как он вдруг сразу помолодел. И что их так рассмешило? Она искоса посмотрела на Шарля. Тот сидел, растроганно глядя на Люсиль. Совсем спятил за эти два года. Эта малышка Люсиль, конечно, симпатичная и хорошо держится… Но красавицей ее никак не назовешь, даже изюминки никакой нет. Впрочем, Антуан такой же. У нее были мужчины красивее и которые к тому же были без ума от нее. Да, именно без ума. Только вот любила она его. Любила и хотела быть любимой. Ничего, наступит день, и он окажется в полной ее власти. И он забудет эту погибшую актрису, забудет все, за исключением нее, Дианы. Сара… Сколько раз она слышала это имя: Сара. Он много говорил о ней поначалу, до тех пор, пока она не вышла из себя и не крикнула ему, что эта Сара, она обманывала его, и все знали об этом. Но он лишь ответил тихим, пустым, бесцветным голосом: «Да, я тоже… я тоже знал это». И больше он никогда не произносил этого имени. Но он шептал его по ночам, во сне… Но ничего, скоро… скоро все переменится, и он будет шептать ее имя, протягивая руки сквозь черноту ночи. Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Она закашлялась, и Шарль осторожно похлопал ее по спине. Нет, этот обед никогда не кончится. А Клер Сантре выпила лишнее. Последнее время с ней случалось это все чаще и чаще. Она говорила о живописи с апломбом, который явно не соответствовал ее знаниям. А для Джонни, страстно любившего живопись, подобные рассуждения были просто пыткой.
— Так вот, — заканчивала Клер, — когда этот мальчишка пришел ко мне, держа «это» под мышкой и когда я посмотрела при свете на «это», то сначала решила, что у меня не в порядке со зрением. Ну а потом я ему сказала… Знаете, что я ему сказала?
Гости вяло попытались симулировать интерес.
— Я сказала ему: «Месье, я думала, что глаза существуют для того, чтобы видеть. Так вот, я ошибалась: на этом полотне я не вижу ничего. Ровным счетом ничего.»
И словно желая изобразить это «ничего», она сделала неопределенный жест рукой и опрокинула бокал с вином на скатерть. Каждый воспользовался этим маленьким инцидентом, чтобы встать из-за стола. Люсиль и Антуан тоже встали, только их головы были низко опущены. Их разбирал сумасшедший смех.
4
Как опасен и вместе с тем прекрасен смех вдвоем. Извечный спутник любви и дружбы, желания и отчаяния. Но Антуан и Люсиль смеялись как школьники. Они оба были любимы и желанны, и к тому же их опекали серьезные люди. Зная, что наказание за шалость неминуемо, они укрылись в углу салона и там предались своему смеху. По парижскому этикету любовников обычно сажали за стол врозь, но в антракте они обязаны были встретиться, чтобы с рассеянным видом обсудить происходящее, шепнуть слова упрека или любви. Диана ждала, когда Антуан подойдет к ней, а Шарль даже сделал шаг в сторону Люсиль. Но та демонстративно смотрела в окно. Ее глаза были полны слез от смеха, и каждый раз, встречаясь со взглядом Антуана, она быстро отворачивалась в сторону, а он зарывался носом в платок. Поначалу Клер решила не обращать на них внимания, но затем заметила, что гостей начали охватывать зависть и гнев. Кивком головы она отдала приказ Джонни: «Ну-ка скажи этим детям, чтобы вели себя хорошо, а то их больше не пригласят». К несчастью, Антуан заметил этот кивок и засмеялся еще пуще, так, что ему пришлось даже опереться о стену. С веселым видом к ним приблизился Джонни.
— Люсиль, сжальтесь надо мной, скажите, что случилось. Я просто умираю от любопытства.
— Ничего, — ответила Люсиль. — Ровным счетом ничего. В этом-то и весь ужас.
— Ужас, совершеннейший ужас, — согласился Антуан. У него растрепались волосы, а смех так раззадорил его и сделал таким молодым, что Джонни на мгновение почувствовал мучительное желание.
Но тут подошла Диана. Она была в бешенстве, а злость ее красила. И это всем знакомая осанка, зеленые глаза, стройная фигура придавали ей вид великолепной боевой лошади.
— Что это вас так рассмешило? спросила она хорошо поставленным голосом. Но в этом прекрасном голосе явно сквозили подозрительность и снисходительность. Особенно подозрительность.
— А мы… ни над чем… — невинно ответил Антуан. И это «мы»! Она, Диана, никогда не могла добиться того, чтобы он сказал так про них. Это окончательно вывело ее из себя.
— Ну тогда прекратите вести себя как невежды, — сказала она. — Если не можете быть остроумными, то по крайней мере ведите себя вежливо.
На мгновение воцарилось молчание. Люсиль находила естественным, что Диана выговаривала своему любовнику, но она обращалась к ним — во множественном числе, — а это было лишним.
— Держите себя в руках, — сказала она. — Вы не в силах запретить мне смеяться.
— И мне тоже, — спокойно заметил Антуан.
— Извините меня, я что-то устала, — проговорила Диана. — Шарль, будьте столь любезны, проводите меня. У меня раскалывается голова.