Зима мести и печали

– Спит наша крошечка, – отвечает няня, сладко и льстиво улыбаясь.

Комната, разноцветная от обилия игрушек. Одетая во все бело-розовое, малышка, посапывая, спит в кроватке. Нинка сюсюкает над дочкой; няня подхватывает, умиляясь и млея. После чего хозяйка и гостья на цыпочках удаляются на кухню.

– Думала, сатаненка рожу, – весело сообщает Нинка. – А оказалась ведьмочка. У меня в институте подруга была. Ядвига. Я так ей завидовала – ну до чего имя редкое и красивое! Взяла и окрестила доченьку Ядвигой. Мы ее Ягодкой зовем. Давай, выпьем за нее!

– Мне нельзя, – Наташины губы морщит намекающая улыбка.

– Погоди… Матушки мои! То-то мне показалось, что у тебя талия вроде округлилась. Который месяц?

– Пятый.

– И кто папаша?

– Кто бы ни был, считай, что космонавт.

– Женат, что ли?

– И вряд ли разойдется. Между прочим, ты сулила мне распрекрасное будущее. Я все помню. Ну, и где оно?

– Кто знал, что ты так по-дурному залетишь. Ну я-то ладно, но ты же умная баба, осмотрительная. Я уверена была, что кто-кто, а уж ты правильного мужика выберешь. А теперь, старушка, выходит, мы с тобой обе матери-одиночки. Вот она, судьба-злодейка. А ведь Анна чего только нам не наобещала: и замуж выскочим, и детей нарожаем. Шишик. С ребятишками, правда, сбылось, а вот насчет супругов – мимо кассы. Ничего, хоть половину дела сделали. У других вон ни мужиков, ни детишек.

– Кстати, как там дела у Анны? Ты ее видела?

– С тех пор, как корольковского сынишку похоронили, ни разу.

– А что у Королька? Он все еще с этой… как там ее?.. Насколько знаю, она продавщица в одном из твоих магазинчиков.

Нинка грозит пальчиком:

– Ой, Натка, я ведь еще тогда заметила, что ты к нему неровно дышишь. Так надо было от него и родить, дуреха. Красивый, здоровый, натуральный бык-рекордист. Если уж заводить ребеночка без мужа, так от самца элитной породы. Слушай, подруга, а хочешь, пассию Королька тебе покажу? Поехали!..

Покупателей во «Вкусноте» немного, но и сам магазин невелик, отчего кажется тесноватым. Завидев Нинку, продавцы немедленно обрывают болтовню и превращаются в образцовый персонал.

– Погоди, я скоро, – Нинка скрывается за дверью, за которой, должно быть, находится кабинет директора, некоторое время спустя возникает вновь и направляется к одной из продавщиц.

– Здравствуй, Лида. Как поживаешь? – в ее голосе, даже в осанке появляется властность барыни, снизошедшей до общения с холопкой.

– Да пока вроде нормально, – уважительно отвечает та, называя хозяйку по имени-отчеству.

– А как там Королек? Тебе, наверное, известно, что когда-то он работал на меня.

– И у него как будто без проблем.

«Господи, – с ревнивой обидой думает Наташа, украдкой разглядывая сожительницу Королька, – как же он может с такой – после Анны? Лучше бы меня выбрал».

Еще минут пять покрутившись в своей торговой точке и приведя продавцов в состояние, близкое к панике, Нинка подхватывает Наташу и удаляется. За их спинами раздается еле слышный вздох облегчения.

– Ну, как она тебе? – интересуется Нинка, усаживаясь за руль «тойоты».

– Признаться, не ожидала. По-моему, на нее ни один нормальный мужик не посмотрит. Худая, плоская. Лицо не то чтобы некрасивое – штампованное, унылое, никакое. И далеко не молоденькая, явно за тридцать.

– Знаешь, как Королек ее зовет? Гаврош. Нет, ты только представь: Гаврош!

– А ведь она действительно похожа на угловатого пацана. Странно все это. Возможно, Королек после гибели сына как бы наложил на себя суровую епитимью. Развозит по домам питьевую воду и живет с женщиной, которая ему в подметки не годится. В этом есть некий мазохизм, гамлетовская жажда страданий.

– То-то и оно, – подтверждает Нинка, обгоняя автобус. – Совестливый больно. Если будет так продолжать, кончит бомжом. Я когда-то стишок слыхала про то, что человек – или молот, или наковальня. Я вот, например, – самый что ни на есть натуральный молот. А Королек… А-а-а… – Нинка машет рукой. – Не стоит он того, чтобы его обсуждать…

Когда Нинка везла Наташу во «Вкусноту», в воздухе уже танцевали редкие снежинки, точно не желавшие опускаться на землю; потом снег повалил гуще, и несколько метров от «тойоты» до своего подъезда Наташа шла под снегопадом, забелившим ее шапочку и шубу.

В квартире она переодевается в домашнее, неторопливо возится по хозяйству. На улице так же неспешно водворяется вечер. Она ужинает, моет посуду, садится за пианино, тихонько наигрывая сладко-тревожную мелодию Моцарта, и вздрагивает от телефонного звонка.

– Привет, – произносит знакомый голос. – Как жизнь?

– Помаленьку, – отвечает она, ощущая сильные толчки сердца. «Что же это такое, сегодня все как будто нарочно сошлось, чтобы напомнить мне о прошлом!»

– Надеюсь, слыхала, – продолжает Королек, – прикончили жену небезызвестного Принца.

– Вот как? – откликается она безмятежно.