Зима мира

– Мне необходимо видеть ваше начальство, – чопорно обратилась к нему Мод. Ее манера говорить по-английски, усвоенная с детства, выдавала представителя высшего класса.

Карла, как всегда, восхитилась маминым самообладанием и достоинством.

Часовой с сомнением посмотрел на мамино поношенное пальтишко, но, чуть помедлив, постучал в дверь. Она открылась, мелькнуло лицо.

– Господина офицера желает видеть английская дама, – сказал часовой.

Тут же дверь открылась снова, и выглянули уже двое. Должно быть, именно так рисовали карикатурных офицера британской армии и его жену: он в парадном кителе, она – в длинном платье и жемчугах.

– Добрый вечер, – сказала Мод. – Мне очень жаль, что пришлось побеспокоить вас во время приема.

Они потрясенно уставились на нее: никак не ожидали, что женщина в лохмотьях обратится к ним подобным образом.

– Я просто подумала, что вы должны увидеть, – продолжала Мод, – что вы творите с этими несчастными, стоящими у ваших окон.

Супруги посмотрели на толпу.

– Вы могли бы задернуть шторы, хотя бы из жалости! – сказала Мод.

После паузы женщина сказала:

– Ах, Джордж, дорогой, мы, кажется, поступили очень некрасиво?

– Возможно, но непреднамеренно, – буркнул мужчина.

– Может быть, нам следует вознаградить их, вынести им что-нибудь из еды?

– Да, – быстро сказала Мод, – это было бы и принесением извинений, и проявлением великодушия.

Офицер с сомнением посмотрел на жену. Наверняка раздача бутербродов голодающим немцам была бы нарушением каких-нибудь правил.

– Джордж, дорогой, ну можно? – умоляюще воскликнула женщина.

– Ладно, – сказал ее муж.

Женщина повернулась к Мод.

– Спасибо, что обратили на это наше внимание. Мы правда не хотели ничего подобного.

– Пожалуйста, – сказала Мод и сошла с крыльца.

Через несколько минут из дома стали выходить гости с тарелками бутербродов и пирогами, которые они предлагали толпе голодающих. Карла усмехнулась. Мамина дерзость окупилась: она взяла большой кусок фруктового пирога и проглотила в несколько секунд. Там было больше сахара, чем она съела за последние полгода.

Шторы задернули, гости вернулись в дом, и толпа рассеялась. Мод и Ада взялись за ручки тележки и повезли ее дальше.

– Какая ты молодец, мама, – сказала Карла. – Блок «Житан» и бесплатная еда, и все – в один день!

Карла подумала, что, кроме русских, мало кто из солдат оккупационных армий обращался с немцами жестоко. Ей это казалось странным. Американские рядовые раздавали плитки шоколада. Даже французы, чьи собственные дети голодали во время немецкой оккупации, часто проявляли доброту. «После всех несчастий, которые мы, немцы, принесли своим соседям, – подумала Карла, – это поразительно, что они больше не ненавидят нас. С другой стороны, после нацистов, Красной Армии и бомбардировок – может быть, они думают, что мы уже достаточно наказаны».

Когда они добрались домой, было поздно. Завезя тележку соседям, которые им ее одолжили, и дав им в уплату полпачки «Житан», женщины вошли в свой дом, который, по счастью, уцелел в войну. Большинство окон было без стекол, камни испещрены вмятинами, но существенного вреда нанесено не было, и дом по-прежнему защищал от непогоды.

Но все равно теперь женщины вчетвером жили в кухне, спали на матрасах, которые притаскивали на ночь из прихожей. Даже одно это помещение было достаточно трудно обогреть, а на остальной дом топлива уж точно не было. В прежнее время кухонную печь топили углем, но теперь достать его было абсолютно невозможно. Однако они обнаружили, что печку можно топить множеством других вещей: книгами, газетами, разломанной мебелью, даже тюлевыми занавесками.

Спали они по двое: Карла с Ребеккой, а Мод с Адой. Ребекка, обнявшись с Карлой, часто засыпала в слезах – как в ту ночь, после гибели ее родителей.

Долгая прогулка утомила Карлу, и она сразу легла. Ада разожгла в печи огонь старыми политическими журналами, которые Ребекка принесла с чердака. Мод разбавила водой остатки сделанного на обед фасолевого супа и подогрела на ужин.

Когда Карла села, чтобы выпить свой суп, то почувствовала острую боль внизу живота. Это не из-за того, что она толкала тележку, сразу поняла она. Это что-то другое. Она вспомнила, какое сегодня число, и посчитала срок от дня освобождения еврейской больницы.

– Мама, – сказала она испуганно, – кажется, начинается.

– Еще рано! – сказала Мод.

– Я беременна уже тридцать шесть недель, и у меня схватки.

– Тогда нам лучше приготовиться.

Мод пошла наверх за полотенцами.

Ада принесла из столовой деревянный стул. У нее был найденный в развалинах удобный кусок крученой арматуры, который она использовала как кувалду. Она разбила стул на куски, которые можно было сунуть в печь, и снова развела огонь.

Карла положила руки на раздавшийся живот.

– Детка, можно было подождать и более теплой погоды, – сказала она.

Скоро ей стало так больно, что было уже не до холода. Она раньше и не представляла, что бывает такая сильная боль.