Зима отчаяния

– Прошу вас, господин Сабуров. Мыколлеги, – улыбка коллежского асессора напомнила Сабурову недавно прочитанную книгу британца мистера Кэрролла, – мы столбовые дворяне, – Завалишин говорил в манере своего начальника.

– Так всегда случается в департаментах, – напомнил себе Сабуров, – я вворачиваю в речь курские словечки, потому что Путилин курянин…

Он ожидал найти в кабинете семейные картины, однако Завалишинпредпочитал восточное искусство. Коллежский асессор, племянник двух ссыльных декабристов, не стал выставлять напоказ их портреты.

– Один его дядя предал товарищей, – вспомнил Сабуров, – а второй считается образцом чести и достоинства. Интересно, в какую сторону двинулся Адриан Николаевич?

На столе красовался единственный старомодный дагосподинотип. Отец Завалишина носил штатский костюм.

– Папа к тому времени вышел в отставку. Это сорок седьмой год, перед его смертью, – Завалишин перекрестился, – я потерял отца пятилетним…

Сабуров понял, откуда у Завалишина азиатская кровь. Бывший капитан второго ранга Николай Иринархович Завалишин, участник кругосветного плавания, исследователь Новой Земли и Полинезии, опирался о спинку роскошного кресла. В нем сидела женщина,даже в европейском наряде напоминающая сказочную королеву.

– Моя матушка, – любезно сказал Завалишин, – Лидия Семеновна. Она родилась на Каролинских островах. Мой дед по матери – тамошний племенной вождь. Чем могу служить, господин Сабуров?

Затрещали пожелтевшие страницы переплетенного в потрескавшуюся кожу атласа. Сабуров протер пенсне: «Это и есть Каролинские острова?».

В глубинах Кунсткамеры пахло пылью и спиртом. В застекленных шкафах, в мутных сосудах плавали странные создания. Сабуров отвел глаза от уродливого экземпляра какой- то экзотической рыбы.

Он пришел сюда с Фонтанки пешком. Путилин считал, что Сабуров навещает дантиста. Ради встречи с коллежским асессором Завалишиным Максиму Михайловичу пришлось разыграть приступ зубной боли. Он не любил лгать начальству, однако ему хотелось пока сохранить в тайне его встречи с княжной Литовцевой и Завалишиным.

Коллежский асессор не отрицал своего знакомства с покойной девицей Дорио. Глаза цвета лесного мха словно затуманились.

– Мы встретились с Марией на именинах его сиятельства Дмитрия Аркадьевича, – Сабурову показалось, что четки в изящной руке дрогнули, – Софья Аркадьевна считала Марию названой сестрой, – следователь кивнул.

Завалишин подался вперед.

– Мария была замечательной девушкой, – неожиданно горячо сказал Адриан Николаевич, – прогрессивной. Она хотела уехать в Швейцарию, где женщинам разрешили получать высшее образование. Я закончил восточный факультет и знаю семь языков, – Сабуров открыл рот, – я имею в виду восточные, – добавил Завалишин.

– Латынь, английский и так далее я в расчет не беру. Их знает любой образованный человек.

Сабуров облегченно понял, что Завалишин посчитает и его образованным.

– Меня интересуют языки аборигенов Австралии, – заметил коллежский асессор, – я хотел присоединиться к экспедиции Берка и Уиллса, но пять лет назад моя матушка еще была жива, – Завалишин вздохнул, – она тяжело болела, я не мог ее оставить…

Сабуров читал о миссии Королевского Географического Общества, прошедшей с юга на север Австралии. Завалишин не выглядел человеком, способным выжить в негостеприимной пустыне. Холеные пальцы стряхнули пепел в чеканную серебряную плошку.

– Вещица из Афганистана, – заметил Завалишин, – в студенческие годы я каждое лето ездил в экспедиции. Я знаю арабский и пуштунский языки, а что касается китайского, – он легко поднялся, – вот моя последняя статья в «Записках Императорской Академии Наук»…

Из заглавия Сабуров понял, что речь идет оклассическом китайском романе. Завалишин вернулся в кресло.

– Работа оставляет мало времени для академических изысканий, – посетовал он, – однако Мария стала бы замечательным исследователем. У нее был большой талант к языкам, но женщины не могут поступить на государственную службу или пойти по академической стезе, – Адриан Николаевич потушил пахитоску, – Мария собирала деньги на оплату обучения, поэтому она и устроилась в контору…

Последнее слово Завалишин произнес с откровенным презрением.

– И Литовцевы не хотели ей помочь, – поинтересовался Сабуров, – она была почти что членом семьи…

Красивое лицо Завалишина словно замкнулось.

– Надеюсь, вы понимаете, что я не могу обсуждать директора моего департамента, – холодно сказал Адриан Николаевич, – тем более в частном разговоре. Буде у вас появятся вопросы относительно трагической смерти Марии, соблаговолите вызвать меня в столичное полицейское отделение официальным письмом. Вам придется объяснить причины вашего интереса, господин Сабуров. Я, как и весь мой департамент, пользуюсь определенным статусом…

Завалишин со значением кашлянул. Максим Михайловичне сомневался в засекреченности Особой Канцелярии министерства иностранных дел. Он решил пока оставить коллежского асессора вариться, как выразился бы Путилин, в собственном соку.