– Ему много чего нужно, но только не отдых.
– Всем известно, что детям нужно отдыхать.
– То, что известно всем, наверняка ошибочно. Ты знаешь хоть одного ребенка, который доработался до смерти? Нет, так делают только взрослые. Дети для этого слишком умны. Они отдыхают, когда им надо.
– Уже за полночь!
– Да, дорогая, и он проспит до обеда. А нам с тобой подниматься в шесть.
– Хочешь сказать, что ты пойдешь спать и оставишь его тут?
– Должен же он хоть как-то отомстить нам за то, что мы произвели его на свет.
– Ничего не понимаю! При чем тут месть?
– Предлагаю заключить договор, а то ты начинаешь злиться.
– Еще бы. А ты ерундишь!
– Если в течение получаса после того, как мы ляжем, он не уползет в свою норку, я заплачу тебе сорок семь миллионов восемьсот двадцать шесть долларов и восемьдесят центов.
Ну, конечно, я проиграл и теперь должен ей денег. Ступеньки под нашей знаменитостью заскрипели лишь через тридцать пять минут после того, как мы легли в кровать.
– Терпеть не могу, когда ты прав! – заявила моя Мэри. Она приготовилась прислушиваться всю ночь.
– Не был я прав, дорогая. Я ошибся на пять минут. Просто я помню себя в его возрасте.
И тогда Мэри уснула. Она не слышала, как Эллен прокралась вниз по ступенькам. А я слышал. Я смотрел, как движутся в темноте красные точки. Спускаться не стал, потому что раздался щелчок ключа в замочной скважине шкафчика, и я понял, что дочь подзаряжает свою батарейку.
Красные точки на месте не стояли. Они метались и ускользали, стоило на них сфокусироваться. Старый Шкипер меня избегал. Я не мог его отчетливо разглядеть с тех пор, как… Да, с самой Пасхи. Он вовсе не похож на тетушку Гарриет – «Да пребудет она на небеси», – но я точно знаю, что старик не появляется, когда я не в ладах с собой. Он своего рода мерило моих внутриличностных взаимоотношений.
В ту ночь я заставил его появиться. Я лежал прямо и неподвижно, далеко на моей стороне кровати. Я напряг каждый мускул своего тела, особенно шею и челюсть, сжал руки в кулаки на животе и вынудил его прийти: блеклые прищуренные глазки, седые торчащие усы и чуть стянутые вперед плечи, свидетельствующие о том, что некогда он был могуч и частенько пускал свою силу в ход. Я даже заставил его надеть синюю фуражку с коротким блестящим козырьком и золотой буквой «Х», образованной двумя якорями, хотя прежде он редко ее надевал. Старик не был расположен общаться, но я заставил его прийти и поместил на полуразрушенном пирсе в Старой гавани возле моего Места. Я усадил его на кучу щебня и расположил сложенные в пригоршни руки на набалдашнике трости из бивня нарвала. Этой тростью и слона убить можно.
– Мне нужно ненавидеть. Раскаиваться и прощать – чушь собачья! Я ищу настоящую ненависть, чтобы получить разрядку.
Память плодовита. Начни с одной четкой детали, и она придет в движение, станет отматываться назад или вперед, как кинопленка, стоит только начать.
Старый Шкипер пошевелился. Указал тростью.
– Во время прилива проведи линию от третьего камня по ту сторону волнолома до мыса Порти, в полукабельтове вдоль нее и лежит она или то, что от нее осталось.
– Полкабельтова – это сколько, сэр?
– Сколько? Полсотни морских саженей, знамо дело. Она стояла на якоре, начинался прилив. Два неудачных года подряд. Половина бочек с китовым жиром – пустые. Я был на берегу, когда она вспыхнула, время около полуночи. Потом загорелась ворвань, и в городе стало светло как днем, полыхающая пленка жира растеклась до самого мыса Оспри. Вытянуть ее на берег было нельзя – сожгли бы все доки. До ватерлинии догорела за час. Киль и фальшкиль лежат теперь на дне, поди до сих пор целехоньки. Дуб с острова Шелтер, кницы тоже из него выструганы.
– Почему начался пожар?
– Начался, как же. Я был на берегу.
– Кому понадобилось ее поджигать?
– Ясное дело – владельцам.
– Вы были владельцем.
– Наполовину. Я не смог бы сжечь корабль. Хотел бы я взглянуть на ее шпангоуты теперь – посмотреть, в каком они состоянии.
– Теперь вы вполне можете взглянуть, Шкипер.
– Вот тебе и повод для ненависти.
– Лучше, чем ничего. Как только разбогатею, я подниму ее киль. Сделаю это для вас… Соединить третий камень с мысом Порти во время прилива, пятьдесят морских саженей вдоль черты. – Я не спал. Кулаки сжаты, руки напряжены и прижаты к животу, чтобы Старый Шкипер не исчез. Потом я его отпустил, и на меня нахлынул сон.
Когда фараону снился сон, он призывал экспертов, и они толковали ему, что было и что будет в его царстве, и это было правильно, потому что он и был этим царством. Когда сон снится кому-то из нас, мы тоже обращаемся к эксперту, и он толкует нам, что да как в стране под названием мы. Приснившийся мне сон в толкованиях не нуждался. Как и большинство современных людей, я не верю ни в пророчества, ни в магию, а потом трачу на них полжизни.