Зима тревоги нашей

— Никогда мне ничего нельзя, — хныкала Эллен.

Аллен в гостиной запустил на полную мощность: «…мое бедное верное сердце грубо ты растоптал».

— Милая моя каротелька, а что, если нам запереть их в погреб и уехать отдыхать вдвоем?

— Я бы, кажется, ничего против не имела. — Ей пришлось прокричать эти слова, чтобы я их расслышал в грохоте бедного верного сердца.

На меня вдруг нахлынуло бешенство. Я решительным шагом пошел в гостиную с твердым намерением схватить своего сына за шиворот, швырнуть на пол и грубо растоптать вместе с его бедным верным сердцем. Но когда я уже был на пороге, музыка вдруг смолкла: «Прерываем нашу передачу, чтобы сделать специальное сообщение. Сегодня днём ряд крупных должностных лиц Нью-Бэйтауна и округа Уэссекс получили предписание явиться в суд присяжных по обвинению в разного рода злоупотреблениях, как-то: махинации со штрафами за нарушение уличного движения, взятки, спекуляция подрядами на строительство и благоустройство…»

Вот оно, обрушилось: мэр, муниципалитет, судьи — все тут. Я слушал с тяжелым чувством, слушал и не слушал. Может быть, они и делали все то, в чем их обвиняли, но они делали это так давно, что уже не видели в этом ничего дурного. А если они невиновны, им уже не успеть оправдаться до выборов, да и потом обвинение, даже недоказанное, всегда кладет тень на человека. Их песенка спета. Вероятно, они это сами понимали. Я прислушался, ожидая услышать имя Стони, но оно не было названо. Очевидно, он предал их, чтобы самому остаться в стороне. Не мудрено, что у него было так скверно на душе.

Мэри слушала, стоя в дверях.

— Ну и ну! — сказала она. — Давно уже у нас не случалось ничего подобного. Ты думаешь, это все правда, Итен?

— Неважно, — сказал я. — Тут не в том дело, правда или неправда.

— Интересно, что об этом думает мистер Бейкер.

— Он уехал отдыхать. Да, хотел бы я знать, каково ему сейчас.

Аллен сердито ерзал на месте, недовольный, что ему помешали.

Радио, обед, а потом мытье посуды отвлекли нас от разговоров о поездке, а потом оказалось, что уже слишком поздно, чтобы решать что-нибудь или продолжать ссоры и слезы.

Когда мы легли в постель, меня вдруг бросило в дрожь. От холодной, обдуманной беспощадности нанесенного удара мне стало зябко, несмотря на теплоту летней ночи.

Мэри сказала:

— У тебя гусиная кожа, милый. Уж не подхватил ли ты вирусный грипп?

— Нет, родная, просто я думаю, каково сейчас этим людям. Пожалуй, им не позавидуешь.

— Перестань, Итен. Нельзя взваливать себе на плечи чужую беду.

— Как видишь, можно.

— Едва ли из тебя когда-нибудь получится бизнесмен. Ты слишком чувствителен, Итен. Ты-то не виноват в этих преступлениях.

— Как знать. Может быть… может быть, мы все виноваты.

— Не понимаю.

— Я и сам не очень понимаю, радость моя.

— Если бы было на кого их оставить.

— Повтори, Коломбина, что ты сказала.

— Как бы я хотела провести праздники вдвоем с тобой. Давно уже так не бывало.

— Да, плохо, когда нет какой-нибудь одинокой пожилой родственницы. Но, может быть, ты что-нибудь придумаешь? Жаль, что нельзя их засолить или замариновать на время. Мэри, мадонна моя, ну постарайся придумать что-нибудь. До смерти хочется побыть с тобой вдвоем в незнакомом месте. Мы гуляли бы в дюнах и купались бы ночью голые, и я бы тормошил тебя на ложе из папоротников.

— Милый мой, хороший, я все понимаю. Я знаю, как тебе трудно. Не думай, что я не знаю.

— Ладно, прижмись ко мне крепче. Давай думать вместе.

— Ты все еще дрожишь. Тебе холодно?

— Мне и жарко и холодно, я и полон и пуст… и я очень устал.

— Я придумаю что-нибудь. Непременно придумаю. Конечно, я их люблю, но все-таки…

— Да, а я бы спокойно надел галстук-бабочку…

— Если их посадят в тюрьму…

— Это, пожалуй, был бы выход.

— Нет, я о тех людях. Их посадят, как ты думаешь?

— Нет. В этом нет надобности. Суд присяжных будет не раньше того вторника, а в четверг выборы. На это и расчет.

— Итен, что за цинизм. Тебе это не свойственно. Мы обязательно должны уехать, раз уж ты становишься циником, а ты не шутил, я по твоему тону слышу. Я знаю, когда ты шутишь. Сейчас ты говорил всерьез.

Я испугался. Неужели по мне заметно что-то? Этого ни в коем случае нельзя допустить.

— Мышка-мышка, выходи за меня замуж!

И Мэри отвечала:

— Хо-хо! Хо-хо!