Зима утраченных надежд

Пришлось Нине Николаевне рассказать учительнице немного о своем муже Николае Пущине, который работал инженером на военном заводе. Николай слыл весьма грамотным и энергичным работником, тихим, немного-словным, любящим свое дело. Директор завода прочил Николая на место главного инженера завода, благо что место это было вакантно из-за недавней смерти главного инженера Козлова. Однако нашлись завистники, желающие тоже занять место главного инженера. После анонимки на Николая, в которой некий недоброжелатель указывал, что-де Николай рассказывал анекдоты про Сталина, Николая арестовали, разбудив его дома в два часа ночи.

–И когда его арестовали?– поинтересовалась Людмила Матвеевна.– Если не секрет…

–В 1946 году. В том же году и расстреляли. Это мы узнали только недавно… А тогда никаких сведений о нем…

Ничего…– прошептала Нина Николаевна, плача.

–Значит, только сейчас вы узнали…– то ли сказала утвердительно, то ли вопросительно Людмила Матвеевна.

–Совсем недавно,– кивнула Нина Николаевна.– После реабилитации. Прислали короткое письмо, что он реабилитирован.

–Извините…

–Петр вырос без отца,– добавила печально Нина Николаевна.

–Надеюсь, ничего подобного не повторится,– уныло заметила Людмила Матвеевна.

–Увы, вся наша жизнь- постоянная надежда… Все надеемся да надеемся…

–Что поделать,– вставила Людмила Матвеевна, разводя руками.

Петр рос один с матерью Ниной Николаевной в коммунальной московской квартире, занимая комнатку в пятнадцать метров и соседствуя еще с пятью семьями. Он почти не помнил отца, которого арестовали, когда Петру было всего пять лет. Как и всякий ребенок, в детстве Петр задавал вопросы об отце, на что Нина Николаевна постоянно придумывала всякие небылицы: мол, папа работает на Крайнем севере, оттуда не так просто уехать, потом папа стал якобы разведчиком за границей. В семнадцать лет Петр потребовал от матери честного ответа:

–Мам, скажи честно, где мой папа? Он умер?

После долгого молчания Нине Николаевне пришлось ответить утвердительно.

–И когда он умер?

–В 1946 году.

–Он умер своей смертью?– допытывался Петр.

Нина Николаевна протяжно вздохнула, не желая отвечать. Но Петр настаивал на ответе:

Нет, скажи! Правду скажи!

Нина Николаевна не выдержала:

–Хорошо, сын! Я скажу тебе правду, как ни горька она не была!

–Скажи, что случилось?

И Нина Николаевна рассказала сыну, что случилось в далеком 1946 году…

Петр быстро зашел в помещение редакции газеты, не успел снять пальто, как следом за ним влетел главный редактор Солдафонов Ефим Сергеевич, грузный небритый человек пятидесяти лет, с отечным покрасневшим лицом, одетый в черный костюм, белую сорочку и черный галстук. Все сотрудники газеты привыкли к хамистой манере общения Солдафонова, ненавидя его и называя за спиной Солдафоном. Он не отличался мягкостью нрава, словно оправдывая свою неблагозвучную фамилию, слыл грубым, неотесанным мужланом, пьяницей и редким подхалимом, постоянно заискивая перед директором завода «Красный рабочий», в чьем ведении была газета. Как это нередко бывало, на административные должности, назначали не столько специалистов, а проверенных людей, которые заискивали перед режимом, бездумно выполняя все вышестоящие приказы; должность главного редактора заводской газеты была, конечно, не такая уж важная и престижная на заводе, но тем не менее на нее назначили именно Солдафонова. Ранее он занимал должность сотрудника отдела пропаганды и агитации одного из райкомов партии, часто получал выговоры и взыскания ввиду постоянного пьянства, поэтому был снят с должности в райкоме и переведен в главные редакторы заводской газеты. Так что лично для него назначение на должность главного редактора маленькой заводской газеты явилось понижением.

–Черт собачий, ты чего опять опаздываешь?– выкрикнул Солдафонов, обращаясь к Петру.

Извините, Ефим Сергеевич, нельзя ли повежливей?– попросил Петр, покраснев.

–Черт собачий! А нельзя ли тебе не опаздывать?

–Извините, я упал возле своего дома…– признался Петр.– Столько снега, спотыкнулся.

Солдафонов хихикнул, покачал головой:

–Вот черт собачий! Видно, тебе в Африке надо жить!

Петр еле сдержался, чтобы грубо не ответить Солдафонову.

Солдафонов снова хихикнул и вышел из кабинета, бормоча: «Вот черт собачий…». Как видно, выражение «черт собачий» было одно из любимых у Солдафонова.

Молодая редактор Алла Болванкина, которой нравился Петр Пущин, не удержалась от комментария:

–Фу, как он надоел, этот Солдафон! А ты, Петенька, не злись, не обращай на него внимания.