Когда Берни очнулся, день уже клонился к вечеру, становилось прохладнее. Он лежал в длинной тени холма и видел перед собой только несколько футов земли и камней. Сильно хотелось пить. Вокруг было тихо и спокойно, на оливе щебетала какая-то птаха, доносились приглушенные голоса. Говорили по-испански, так что, вероятно, это были фашисты, если только испанские войска не прорвались с севера. Но после того, что произошло на его участке фронта, Берни в это не верилось. Он лежал тихо, под головой вместо подушки – сухая земля, и чувствовал, что правая нога онемела.
То отключаясь, то приходя в сознание, он слышал голоса где-то впереди и слева. Через некоторое время Берни совсем очнулся, голова вдруг прояснилась, жажда стала мучительной. Вокруг было тихо, больше никто не разговаривал, только птица все пела – конечно, не та же самая.
Берни думал, в Испании будет жарко, в его воспоминаниях о поездке сюда с Гарри шесть лет назад сохранилась твердая, как молот, сухая жара. Однако в феврале, хотя дни были достаточно теплые, вечером становилось холодно, и Берни сомневался, что протянет здесь ночь. Он чувствовал, как вши ползают по дорожке волос у него на животе. Подцепил в базовом лагере и терпеть не мог это их щекотное копошение. Боль – странная штука: нога донимала его не так уж сильно, а вот желание почесать пузо было просто невыносимым. Однако он понимал, что наверняка окружен фашистами, которые приняли его неподвижное тело за труп и откроют огонь, стоит шевельнуться.
Сжав зубы от страха получить пулю и от боли, Берни приподнял голову. Ничего. Над ним только голый холм. Он с трудом перевернулся на спину. Боль стрельнула в ногу, и ему пришлось сжать челюсти, чтобы не закричать. Приподнявшись на локтях, он посмотрел вниз: половина штанины разорвана, бедро покрыто темной запекшейся кровью. Кровотечение прекратилось, – похоже, пуля не задела артерию, но если начать двигаться слишком энергично, то может возобновиться.
Слева он увидел два трупа в форме бригады. Оба лежали ничком, один был слишком далеко, чтобы его опознать, а вторым оказался Макки, молодой шахтер-шотландец. Осторожно, пытаясь не шевелить ногой и держась на локтях, Берни посмотрел на холм.
Футах в сорока над ним виднелся застрявший на вершине танк. Немецкий, какими Гитлер снабдил Франко. Из башни безвольно свешивалась рука. Вероятно, фашисты забрались на танках наверх и этот был остановлен за миг до того, как скатился бы вниз. Он опасно балансировал на краю, передняя часть висела в воздухе. Со своего места Берни видел трубки и болты под брюхом танка, тяжелые пластинчатые гусеницы. Махина могла в любой момент обрушиться на него. Нужно было двигаться.
Берни стал медленно отползать. Боль кинжалом вспарывала ногу, и через пару ярдов, обливаясь потом и тяжело дыша, он остановился. Теперь он хорошо видел Макки. Одну руку парню оторвало, она лежала недалеко от тела. Грязные каштановые волосы слегка шевелились на ветру – в смерти, как и в жизни, – только лицо, довольно безобразное, было совершенно белым; закрытые глаза придавали ему умиротворенный вид.
«Бедняга», – подумал Берни и ощутил, как защипало от слез уголки глаз.
Впервые увидев трупы людей, привезенные с полей сражений в Мадрид и разложенные рядами на улице, Берни от страха ощутил тошноту. Однако вчера, когда они пошли в бой, его не тошнило. Так и должно быть под обстрелом. Отец говорил ему однажды, вспоминая битву на Сомме, а такое случалось с ним не часто: «Все органы чувств должны быть настроены на выживание. Ты не видишь – ты внимательно следишь, как следит за добычей зверь. Ты не слышишь – ты чутко вслушиваешься, как зверь. Ты становишься сосредоточенным и бессердечным, как зверь на охоте». У отца случались долгие приступы депрессии, он проводил вечера в своем маленьком кабинете в глубине магазина, сидел при слабом желтом свете лампочки и пытался забыть пережитое в траншеях.
Берни помнил шутки Макки на тему, как при социализме Шотландия станет независимой и освободится от бесполезных саксонок. Он облизнул губы и подумал: не будет ли эта картинка – волосы Макки, шевелящиеся на ветру, – появляться в его снах, если ему доведется выбраться отсюда живым и даже если им удастся создать новый свободный мир?
Вдруг что-то тихо скрипнуло, явно металлическое. Взглянув вверх, Берни увидел, что танк слегка раскачивается; длинная пушка, четко выделявшаяся на фоне темнеющего неба, медленно двигается вверх-вниз. Разумеется, эти колебания не могли быть вызваны его возней у подножия холма, но тем не менее танк шевелился.
Попытка встать закончилась неудачей, боль пронзила раненую ногу. Берни пополз дальше мимо тела Макки. Нога теперь болела сильнее, по ней текла струйка крови. Голова кружилась. Берни боялся потерять сознание и оказаться под танком, который опрокинется и раздавит его распростертое на земле бесчувственное тело. Нельзя ему отключаться.