Хескамар неистово закричал, но для него было поздно - уже через портал, окно магии съежилось и сжалось в пустоту. Все, что осталось - блуждающие снежинки, тающие в летнем вечере Асгарда.
Хеймдалль собрался с духом и повернулся.
- Одолжил дальновидность королевской власти, чтобы найти здесь ворона, сын Одина?
- Нет, - ответил Тор, голубые глаза сверкали как острие кинжала. Рука, что сжимала Мьёльнир, опустела, сжалась в кулак. - Но моя мать - да. Если я не могу пойти через Одина или против него, я обойду его. Двадцать лет одиночества достаточно. Отец ожидает того, что, возможно, никогда не сбудется, но Локи страдал столь долго, сколь я могу выносить.
Хеймдалль наблюдал, как Тор бросил взгляд на звезды за пределами мира. Блистающий красным и серебряным, с прямой спиной и расправленными плечами, как и подобает воину-принцу Асгарда, сын Одина целиком и полностью стал человеком, полностью оправдавшим их надежды. Все, кроме этой печали. Отсутствие Локи что-то выбило из наследника трона, и скорбь, от которой только Джейн Фостер могла отвлечь его. Но даже тогда она оставалась. Вина была ужасным бременем, чтобы его выносить, а Хеймдалль знал, что в течение долгого времени оба брата взваливали на себя больше, чем им причиталось.
- Если некоторые поделятся своим мнением, никто не поддержит его, - молвил Хеймдалль.
- Мне не нужно, чтобы они поддерживали его. Мне просто нужно, чтобы Локи нашел Мьёльнир, - с жестким, официальным кивком, не имеющим никакого уважения, Тор развернулся и ушел. Оставалось надеяться, что он прибыл на лошади, путь от обсерватории к вратам Асгарда одинок и долог. С другой стороны, ясно, что Тору было много о чем подумать, если он забросил собственное оружие так далеко от себя ради Локи.
Сосредоточив взгляд на снежном мире, Хеймдалль увидел место, куда упал молот; он пробился через камень замкового вала, словно всемогущая катапульта забросила его вперед. Что-то было обвязано вокруг рукоятки с кожаными полосками, обмотанными в несколько оборотов.
Одно дело - подвергаться критике Хескамара. Тор, тотчас вмешавшийся с помощью королевы, - это совершенно иное одеяние из крапивы, которое надо было стерпеть. Дом Одина и впрямь сложен. Конечно, это не тот спор, в котором Хеймдалль стремился поставить себя в нейтралитет. К счастью для его участия в этом деле, действия Тора, вероятно, не имеют последствий, стоящих доклада.
Внутри каменных стен Замка Зимнее Сердце человек демонстрировал гораздо большее, отвлекая Локи от страданий, чем могли какие-то наручи и молот.
Замок Зимнее Сердце
Измученность, разочарование в собственных силах, а потом Локи.
Тони перевернулся на своей половине кровати, изучая чуждый силуэт напротив. Локи пролежал там последний час, но еще несколько минут назад он с каждым вдохом боролся со сном и корпел над металлом, стискивающим его предплечья, словно он нес в себе все тайны вселенной.
В ванной комнате со стороны Тони потребовались немало усилий, чтобы заставить Локи поверить, что он ничего не сделал для случившегося, ни словом, ни делом - ничем, в самом деле. Уровень болезненного благоговения, направленного на него, почти подавлял, но Тони довольно хорошо разочаровывал людей. Он знал, что не он ответственный за трещины.
- Я думал, он забыл про меня, - сказал тогда Локи, дрожа всем телом в то время, как разглядывал свои запястья. - Я думал, что нет выхода. Я не думал… что кто-то наблюдает за мной.
Ворон пришел на ум, но видя подавленность Локи, психически расстроенного и побледневшего, слишком ошеломленного, чтобы быть счастливым, Тони отложил этот разговор, вместо этого набрав в ванну воды и подтолкнув к ней Локи. Тот повиновался, словно гибкая кукла, пока его устраивали в ванной, длинные волосы закручивались вокруг плеч. Тони хотел казаться веселым для него, но как и Локи, был просто чертовски удивлен произошедшим.
Прошло больше часа, и Локи, наконец, поддался чему-то намного более глубокому, чем сон, завернувшись в простыни Тони на краю кровати, поближе к камину. Собрав в комнате почти все подушки, он представлял собой наполовину возлежавший образ отчаянной дремоты, так что Тони не мог с собой ничего поделать и разглядывал его. Волосы Локи, спутавшиеся на подушке возле щеки, были все еще влажными. Руки, сложенные на животе, в защитном жесте прижимали к себе треснувшие золотые кандалы - наручи, напомнил себе Тони, он назвал их торжественными наручами - словно они были тайной, которая должна быть сохранена во что бы то ни стало. Или как что-то, что он может потерять ночью; сновидение, может быть. Грустно думать, что в жизни Локи столь мало хорошего, раз он удерживает это так крепко. С другой стороны, а было ли у него самого по-другому?
Тони взвешивал за и против того, позволить ли себе уснуть возле Локи, когда по всему замку разнесся гулкий грохот, включая его собственные перепуганные кости.
Удивительно, но Локи даже не шевельнулся на звук, не считая безотчетного дерганья раз или два. Тони пялился в потолок как сова, сжимая одеяло в кулаке.