Зимнее солнце

Не следовало ожидать, что у нее с Дашей были доверительные отношения, значит, и правду она знала не до конца. А вот кто знал — непонятно…

— Я могу осмотреть ее комнату? — спросил Матвей. — Образно говоря, потому что я сомневаюсь, что у нее была собственная комната. Где она спала?

— У нее было кресло-кровать… У нас несколько таких, очень удобно!

Удобно для общежития — может быть, но никаких личных данных не сохраняет.

— А ее стол? Тумбочка, шкаф? Где хранились ее вещи?

— Повсюду хранились, — Виноградова обвела рукой окружающее пространство. — У нас тут особо не пошикуешь! Я ж говорю, государство ни черта не помогает, выкручиваемся как можем… Ее шмотки там повсюду разбросаны, многое растащили уже.

— Кто растащил?

— Другие дети. Как только я узнала, что Дашка наша умерла, я позволила им брать, что понравится. Ну а что? Дашке все это больше не понадобится… Очень жалко ее, конечно. Но и она учудила напоследок… Не представляю, как ее вообще хоронить, если на кладбище все заледенело! Это же, наверно, очень дорого…

Матвей почувствовал, что ему тошно оставаться здесь. Хотя четко опознаваемой вони в домике не было, всего лишь общая духота пыльного захламленного помещения… Дело было вообще не в запахах. Он боялся повести себя непрофессионально, наговорить лишнего — а это уже срыв. Поэтому Матвей поспешил попрощаться. Виноградова не заметила, что спросил он маловато для журналиста, да и записывать ее слова не стал. Она была просто рада, что он ушел, ничего не требуя.

Снаружи стало легче, хотя тошнота пока не отпускала. Матвей замер во дворе, и собака уже не смела на него лаять — видела, что от лая он не уходит и не пугается, а к более решительным действиям она была не готова. Матвей же просто дышал, медленно, будто очищая легкие морозным воздухом, вымывая из себя чужие слова.

Нельзя сказать, что его восприятие Даши Виноградовой кардинально изменилось — чего-то подобного он ожидал после слов Олега Наумова, который встречался с девушкой всего пару раз. Целеустремленная. Уже побитая жизнью, наверняка недоверчивая. Не желающая беременеть — и все равно забеременевшая.

Об этом еще предстояло подумать. Понятно, что Даша могла выступать против полноценной половой жизни, но согласилась на типично подростковую дурь, которая и привела в итоге к беременности. Вопрос в том, какой мужчина был в этом заинтересован. Мать Даши сказала, что девушка отказывалась от любых знакомств, игнорировала ровесников — а именно ровесник лучше всего подходил на роль отца ребенка. Где она нашла его? Где они встречались? И не он ли ее убил?

Хотя нет, вряд ли… Маловероятно уже то, что Даша использовала ребенка для шантажа. Ей не хотелось так рано заводить детей, она вполне могла не знать о своем состоянии. Узнала бы — сделала бы аборт, однако вряд ли занялась бы шантажом. Но если предположить, что она все же пошла на такое, попыталась привязать к себе партнера… Как бы он отреагировал? Она наверняка доверяла ему, она бы села с ним в машину, не подозревая, что он готов убить и ее, и ребенка.

История ладно складывалась до этого момента, дальше начинались сложности. Существовало немало способов убить беззащитную девушку среди заснеженных лесов — и ни один из них не должен был обернуться таким результатом. Тут определенно скрывалось что-то другое…

— Как он заманил тебя в машину? — задумчиво произнес Матвей.

Никто не ответил, потому что никто не услышал, разве что собака с подозрением покосилась на него из будки. Да и кто мог дать ему подсказку? Даже если бы призраки существовали, дух Даши наверняка не стремился бы вернуться в семейное гнездо.

Матвей как раз собирался уходить, когда его внимание привлекло движение, мелькнувшее на границе бокового зрения. Он повернулся в ту сторону, ожидая увидеть кого-нибудь из детей Виноградовых, и замер, не в силах даже сделать вдох.

Там, вдалеке, среди слепящей белизны полей стоял ребенок. Тонкий, будто нереальный силуэт, кости, обтянутые кожей. Всего три цвета… Белый — его кожа и одежда. Черный — волосы и глаза. Красный — кровь, покрывающая тонкую фигурку. Ребенок со старыми глазами, пристально наблюдающими за Матвеем.

Четкая, будто тушью нарисованная фигурка среди целины без единого человеческого следа.

Матвей зажмурился, мысленно считая до десяти. Он не ожидал, что память снова вырвется, вцепится озлобленным зверем. Он предполагал, что она останется в клетке ночи, а получилось вот как…

Когда он открыл глаза, никакого ребенка, конечно же, не было. Проверенные приемы работали, но все хуже и хуже. Возвращаться на терапию Матвей не хотел, он успокаивал себя тем, что даже при таких эпизодах четко отличает иллюзии от реальности.

Он ведь даже в шоке ни на секунду не забыл, что мальчик, смотревший на него из снегов, умер много лет назад.

Глава 6