Зимняя бухта

Я остановился на нижней ступеньке и заметил Элисабет.

Она стояла у стены, ее окружали трое парней в бейсболках. Самый здоровый упирался ладонями в стену — по ласте у каждого уха Элисабет. Двое других бейсболочных торчали рядом, и у всех троих козырьки были повернуты назад.

Я подошел к ним и сказал:

— Все, могу ехать.

Самый здоровый оглянулся на меня.

— Исчезни, — оскалился он.

— Тебя фрекен Кулакова заждалась, — заметил я. Он развернулся ко мне, выкатил свои мерзкие глаза, верхняя губа топорщилась, как попа годовалого малыша в памперсе.

— Чего-чего? — он поддернул джинсы.

— Иди домой, сунь руку между ног — может, что и найдешь, — посоветовал я.

Здоровяк бросился на меня, но скорость у него была как у черепахи на костылях. Я уклонился, он потерял равновесие, и ему пришлось шагнуть вперед. Бейсболочный обозлился и сделал основательный свинговый замах. Я уклонился и от этого удара и встал в защитную стойку. Услышал крик Элисабет: «Прекратите!»

Кто-то из приятелей здоровяка ударил меня в спину. Удар так себе; крутанувшись, я ответил нападавшему левой в нос. Он отступил, схватился за лицо. Гамадрил с табаком за губой снова нацелился на меня, но я сделал шаг в сторону и ударил левой-правой по ребрам. Он шатнулся, я послал ему хук в челюсть.

Кто-то сзади схватил меня за руки.

— Прекратить!

Янне Хольм.

Пришел декан с волосами как металлическая мочалка, в костюме в крупную и мелкую клетку. Декан встал между мной и гамадрилом — тот размахивал руками, над губой у него была кровь.

— Убью, сволочь! — надрывался гамадрил. Бейсболка с него слетела.

— Никто никого не убьет. — Декан вскинул руки.

Янне Хольм отпустил меня. Элисабет подобрала книгу и плащ, которые я уронил.

— Отправляемся по домам! — призвал декан. Гамадрил подобрал свою шапчонку, хлопнул ею о колено.

— Еще увидимся, — пообещал он, злобно глядя на меня.

В его глазах мысли было не больше, чем в яйце всмятку.

— По домам, по домам! — Декан размахивал руками, гнал учеников к выходу.

— Йоу-у-у-у! — завели парни у лестницы. Кажется, они что-то замыслили.

— Смерть пряничному человечку! — завывал один из них.

— Йоу-у! — подхватили другие.

— Давайте, давайте отсюда! — распорядился Янне. — На сегодня школа закрыта.

Он положил руку мне на плечо и потащил к лестнице.

— Наверное, тебе лучше переждать, — предложил он. — Как-то они взбудоражились.

Через стеклянные двери я увидел группку парней во дворе. Один лягал воздух.

— Или, может, поедешь со мной? У меня машина на заднем дворе. Тебе куда?

Седой декан подошел к нам, в упор посмотрел на меня.

— Мы еще обсудим этот случай, — пообещал он и стал подниматься по лестнице.

— Мне в город, — сказал я.

— Отлично. Мне в Бьоркхаген. Могу высадить тебя на Гулльмарсплан.

— Мне тоже в город, — подала голос Элисабет.

— Садитесь ко мне оба, — предложил Янне.

На заднем дворе стояла «вольво» с детским сиденьем впереди.

— Вот это отодвиньте, — распорядился Янне и сел за руль. — Открыто.

Мы залезли в машину и устроились среди банановой кожуры, бутылок из-под газировки и старых газет.

— Машине восемнадцать лет, так что не ждите от нее многого. — Янне завел мотор.

Машину он вел как псих, левый локоть лежал на опущенном окошке. Рассказывал, что когда-то хотел поступить в Королевскую театральную школу; мы с Элисабет не прерывали его, только время от времени вставляли «ну да», «понятно», а когда слышали, что он вроде как пошутил, то вежливо смеялись.

На Гулльмарсплан Янне притормозил и высадил нас. Мы сказали «спасибо» и спустились в метро. Подошел поезд, Элисабет уселась напротив меня. Над левой бровью у нее залегла морщинка.

— Зачем ты его так сильно ударил?

— Не сильно.

— У него кровь пошла!

— А что я, по-твоему, должен был делать?

— Не надо было бить его до крови.

Я вздохнул.

— А мне показалось, он тебя зажал. Раскорячил свои грабли так, что ты не могла отойти от стены. Или нет?

— Ничего страшного бы не случилось.

Морщинка так никуда и не делась.

— Ну что мне надо было сделать?

— Вчера на тебя напала какая-то банда, сегодня ты налетел на трех парней и начал махать кулаками. Ты что, постоянно дерешься?

— Нет, — ответил я. — Только если меня задирают. Элисабет покачала головой.

— Ты вечно лезешь в драку потому, что ты боксер?

— Господи!..

— Он-то тут при чем?

— Ты не понимаешь, — сказал я. — Нельзя допускать, чтобы над кем-то издевались. Если эти гады заметят, что их боятся, они совсем из берегов выйдут.

— Что-то я не заметила, чтобы над тобой так уж издевались. У тебя самого не язык, а бритва. «Тебя фрекен Кулакова заждалась»! Да от такого кто угодно взбесится.

— Господи Иисусе! — вымолвил я.

— Не вмешивай его. А то он ударит тебя крестом прямо по лбу.

— Может, ты не хочешь со мной в магазин?

— Ну почему. — Элисабет прикусила губу. — Не каждый день я хожу по магазинам с любителями подраться.

— Любителями подраться?

Элисабет взяла книгу, которую дал мне Янне.

— Только о войне и думаешь?

— Не ходи, если не хочешь.

— Серьезно, — сказала она. — Тебе только это и интересно? Война, драки?

— Когда я был у тебя…

— М-м?

— Когда я был у тебя вчера ночью, никто ни с кем не воевал.