Зимняя бухта

— Не знаю. Однажды мама поливала пеларгонии на балконе. Мне, наверное, было лет шесть, во всяком случае, в школу еще не ходил. Я почувствовал, как уши дернулись, но не обратил внимания. А потом мама пришла с балкона, встала на кухне и говорит: ой, Йон-Йон, а ты умеешь шевелить ушами.

Элисабет сунула мою руку себе в карман джинсов.

— Наверное, я никогда не научусь. У меня получается только такое, где, чтобы получилось, надо подумать. Вот думать я мастак.

— У тебя здорово получаются «колесо» и фляки, — заметил я.

— Да — вздохнула Элисабет. — В детстве я ходила в «Броммафликурна»[23]. У меня тело было как резиновое. Гнулась в любую сторону. — Она выгнула большой палец чуть не параллельно руке. — Еще могу нос лизнуть. — И она достала языком до кончика носа.

— Вот это да, — сказал я. — Ты — целый цирк.

— Ага. Но мне бы гораздо больше хотелось шевелить ушами.

До самого «Грёна Лунда» мы обсуждали, что умеем, а что нет; Элисабет разулась и стала подбирать окурки пальцами ног, а я вытащил у нее из носа шарик для пинг-понга.

— Ой, как ты это делаешь?

— Врожденное, — объяснил я. — Кто-то становится фокусником, кто-то нет. А некоторые так и рождаются с пинг-понговыми шариками во рту.

И я вытащил шарик у нее из уха. Элисабет захлопала в ладоши.

— Ты обалденный! — Она пришла в восторг. Точно как Лена Турелль, когда я показывал этот фокус в третьем классе.

— Ой да ну, — сказал я. — Подумаешь.

— А кто тебя научил?

— Да ну…

— Кто тебя научил?

— Один мамин мужик, — ответил я. — Он умеет делать два фокуса — с шариком для пинг-понга и с носовыми платками. Когда я был маленький, он показывал эти фокусы на моих днях рождения. А потом научил меня.

— Значит, у тебя есть отчим?

— Нет, — соврал я. — Он давно переехал от нас.

На входе в «Грёна Лунд» была очередь; когда мы зашли в парк, Элисабет остановилась перед фонтаном. «Источник желаний» — значилось на табличке. Элисабет повернулась к нему спиной, вынула из кармана монетку и через плечо бросила в воду. Закрыла глаза и постояла с закрытыми глазами; мимо прошествовал целый девичник, на невесте была маска для плавания и длинная белая фата.

— Что ты загадала? — спросил я, когда Элисабет открыла глаза.

— Нельзя рассказывать. А то не сбудется.

Мы прошли между павильонами, где можно было выиграть медведя, бросив мячик в цель; Элисабет остановилась и указала на девицу в фате и маске. Невеста бросала — и все время мазала. Подружки громко подбадривали ее, наконец вся компания удалилась.

Элисабет посмотрела им вслед.

— Интересно, как семью заводят?

— Ну, это легко, — ответил я.

— Легко?

— Для тебя — да. Здесь наверняка найдется сотня парней, которые женятся на тебе, только глазом моргни.

— Пошли, — засмеялась Элисабет, Хочу на американские горки.

Мы отправились к американским горкам и стали ждать. Наконец сели в первый вагон — маленький серебристый вагончик с надписью «Джет-лайн».

Элисабет взяла меня за руку, и поезд начал медленно подниматься; сверху я видел красные и зеленые огоньки и всю-всю публику.

Элисабет крепко держала меня за руку.

Мы полетели вниз по первой горке, Элисабет завизжала.

Я тоже заорал, но только когда мы въехали на вторую горку; там поезд устремился вниз почти отвесно.

Держась за руки, мы проехали три круга.

— Уф, — выдохнула Элисабет. — Чем теперь займемся?

— Не знаю, — ответил я. — А ты что думаешь?

— Дом с привидениями. Падцан сказала, что нам непременно надо посмотреть Дом с привидениями. Говорит, там ужасные кошмары.

И мы отправились в Дом с привидениями — хибару, из которой валил дым. Отстояли очередь и вошли; Из-за голубоватого фосфоресцирующего света все, кто одет в белое, были видны особенно отчетливо.

Мы прошли по коридору со скелетами на стенах; Элисабет вцепилась мне в рубашку и иногда щипалась. Остановились мы у какой-то дыры в стене. «Сунь руку, если смелый», — предлагала табличка.

Ты смелый? — спросила Элисабет и сунула руку в дыру. Подождала, вытащила. — Сломалось, наверное…

Глаза привыкли к голубовато-белому свечению; стали видны лица людей. Посетители хихикали и старались испугаться.

Мы вышли в большой холл с нелепой хрустальной люстрой. Это был вроде как зал в замке с привидениями, полно скелетов, изъеденный червями труп играл на органе. Над залом балкон, который то и дело с грохотом обрывался вниз. Обрывался он всякий раз, как на него кто-нибудь заходил; услышав грохот, я поднял глаза — и на долю секунды мне показалось, что передо мной мелькнул Навозник.

— Ерунда какая. — Элисабет поднималась по лестнице; мы следовали по стрелкам с надписью «Выход». У самого выхода на нас выпрыгнул скелет, напугал. Слава богу, свежий воздух. В Доме было ужасно жарко.

Я осмотрелся в поисках Навозника. Наверное, я обознался — его нигде не было.

— Отстой, — заявила Элисабет и потянула меня в другой конец парка. — О, вот что нам надо. — Она остановилась у стола, где было написано «Графология: познай себя. Напиши свое имя и узнай все о себе».

Девушка в красной рубашке-поло и с высоко зачесанным хвостом дала Элисабет листок бумаги.

— Пиши! — Элисабет положила листок передо мной.

— Что?