Оливер приближается ко мне, и, возможно, мне стоит отступить, броситься бегом прочь от него вдоль берега, но я позволяю ему встать рядом со мной, едва не касаясь плечом моего плеча.
Меня вновь накрывает волна дежавю. Оливер выглядит сейчас точно так же, как наутро после того, как я нашла его в Дремучем лесу. Как парень, собравшийся в дорогу – или, скорее, как парень, только что вернувшийся с дороги. Измученный и обтрепанный, со стертыми в кровь ногами и гудящими от усталости плечами, но полный новых впечатлений и историй о тех местах, где он побывал, о бескрайних океанах, которые повидал. Парень, который уходил и вернулся. Который вернулся.
Правда, теперь мы, возможно, находимся в самом конце нашей истории. Пепел сыплется с неба. Луна в отблесках пламени сделалась красной. Кровавая Луна.
Я прижимаю к груди книгу заклятий и закрываю глаза, чтобы не видеть ни это небо, ни этот огонь, не видеть ничего из того, что может не быть настоящим. Но когда я вновь открываю их, Оливер все еще здесь, стоит рядом со мной под алой Луной.
– Ты утонул? – спрашиваю я. Слова мне приходится выдавливать из себя буквально по буквам, чувствуя при этом на языке странный вкус, словно рот у меня набит наждачной бумагой и воском. Все происходящее слишком напоминает сказку, чтобы оказаться правдой.
Я слышу, как дышит Оливер: вдыхает, выдыхает воздух. Это дыхание парня, который кажется живым. Но с другой стороны, что я знаю о том, как ведут себя легкие у умерших парней? Что я вообще обо всем этом знаю? Кожа Оливера пахнет сосной и папоротником, скорее лесом, чем живым человеком.
– Да, – кивает он, отвечая на мой вопрос.
Мои глаза хотят наполниться слезами, но воздух вокруг стал слишком сухим и уже успел высосать всю влагу из моей кожи.
– Не понимаю, – говорю я. Ничего не понимаю. Всего не понимаю.
– Я тоже, – Оливер слегка переминается, и его движения напоминают мне взмахи крыльев. То чуть слишком далеко он оказывается от меня, то слишком близко. И никогда – именно так, как надо.
– После того, как ты нашла меня в лесу, – тихо, словно признается в чем-то, говорит Оливер, – ты сказала, что я не должен был так долго продержаться в живых. Целых две недели в лесу. И ты была права.
Да, права, потому что он тогда
Не знаю, чего мне больше хочется – прикоснуться к нему или закричать. Или колотить его в грудь кулаками, исцарапать ему кожу до крови. Я сделаю его реальным. Заставлю его истекать кровью, и он снова станет настоящим парнем. От гнева у меня к горлу подкатывает тугой комок.
Мне словно нож в спину всадили.
По мне скользит взгляд Оливера из-под его тяжелых век. Знакомый взгляд. А мир тем временем пылает вокруг нас. Огонь, жар и ложь.
– Я не знал, – говорит мне Оливер так, словно именно это ему необходимо сказать. Словно это снимет камень у него с груди. – Поначалу ничего не знал. Потом обнаружил, что меня никто не видит, будто меня вовсе нет. Ну, кроме тебя, конечно.
На дальнем берегу пламя пожирает деревья, поднимается до самого неба, и такое же пламя пылает во мне, заживо сжигает меня.
– Почему ты мне не сказал?
– А ты поверила бы? – вопросом на вопрос отвечает он. – А сейчас ты мне веришь?
– Нет.
Ну как я могу тебе верить?
Оливер опускает взгляд, у него приоткрывается рот, я вижу, с каким трудом ему даются следующие слова, которые он произносит:
– Я не хотел, чтобы ты боялась меня.
Рев пламени за моей спиной наполняет мне уши, огненный зверь приближается к нам – вырвавшееся из лесов на свободу чудовище. Пламя уже охватило летний домик, в котором прятался Макс, и деревья вокруг него засветились красным, жарким огнем, который пожирает их. Возможно, Макс все еще там, внутри. А может, успел сбежать вовремя. Если честно, мне на него наплевать. Впрочем, я, наверное, предпочла бы, чтобы Макс сгорел – достойная расплата за все, что он сделал. Ведь это не Оливер, это он убийца.
– Я не боюсь, – говорю я, хотя знаю, что должна была бы бояться. Бояться того, кто ты есть. Бояться того, кем ты не являешься: живым.
А вот Ретт и остальные боялись. Слышали в своей хижине что-то такое, что приводило их в ужас. И это не был призрак Макса. Это все время был Оливер, это он невидимым находился среди них. Его даже Сюзи не видела, ни разу. Ни в доме, ни у костра. Я-то думала, что она лжет, не понимала, почему она так жестоко со мной поступает. Но теперь я знаю, что она говорила правду.
Сюзи действительно никогда не видела Оливера. Видела его только я.
Сейчас он смотрит на озеро, а у меня сердце на куски разрывается. Я вся разрываюсь надвое: на «до» и «после».
– Я не знаю, почему ты можешь меня видеть, – говорит Оливер. – Но все остальные не могут.
Я крепче прижимаю к себе книгу заклинаний и чувствую, как дыхание покидает мои легкие.
– Потому что я не такая, как все, – говорю я.