– Ты же знаешь, если мама рядом, я всегда сама не своя.
– Я не знаю. Я мало видел тебя с мамой, но не понимаю, почему рядом с ней надо становиться другой?
– С каждым человеком мы ведем себя по-разному, Майкл. Ты не видел мои перчатки?
– Я одинаковый со всеми. – Он пожал плечом и протянул ей перчатки. – Существует лишь одна версия меня, и, по всеобщему признанию, классная.
Элла закончила одеваться и посмотрела на мужа.
– Но ведь на работе ты не такой, как дома?
– Нет. Но я всегда умный, невероятно сексуальный парень с отличным чувством юмора, который обожает свою жену.
Элла улыбнулась и бросила в него носок:
– Скромность – не одна из твоих черт, это точно. А к такой, какая я рядом с мамой, тебе просто нужно привыкнуть. Ты со мной или я иду одна?
Майкл обнял ее и прижал к груди:
– Все будет хорошо, любимая. Тебе просто нужно найти способ вновь стать собой. А теперь расслабься, с Таб все в порядке.
– Или вовсе не в порядке. – Тревога в груди вновь стала нарастать, но уже по другому поводу. – Как она может поступать так легкомысленно?
– Ей ведь еще нет пяти лет, милая.
– Я о маме. Она могла хотя бы оставить записку. Таб совсем ее не знает, почему же мама так просто с ней ушла?
– Возможно, как раз потому, что хочет узнать. По-моему, это очевидно. Помнишь, они ведь сидели рядом во время перелета, твоя мама была настоящим ангелом. Справиться с Таб было непросто, а Гейл читала ей и складывала головоломки.
– Хочешь, чтобы мне стало совсем плохо?
– Нет же, Элла. – Взгляд Майкла стал усталым. – Я пытаюсь объяснить, почему твоя мама ушла с Таб. Она тоже хочет наладить отношения, и я считаю, надо дать им обеим возможность это сделать.
– Мать понятия не имеет, на что способна Таб. Она невероятно любопытный ребенок, сует нос в каждую щелочку, если ей кажется, что там можно найти что-то интересное или с чем-то поиграть.
– Нет ничего плохого в том, что она любопытна и обожает игры.
– Да, но моя мать считает, что игры и развлечения – это плохо. Для нее главное – самосовершенствование.
Майкл подошел к окну.
– Ты уверена? Я бы сказал, что сейчас они как раз играют и развлекаются – лепят снеговика.
– Быть не может. Мама понятия не имеет, как лепят снеговика и… о боже… – Она встала у окна рядом с мужем и открыла рот от удивления. Даже с такого расстояния было видно, как Гейл зачерпнула горсть снега и положила сверху на шар, который скатала Таб. – Глазам не верю.
– Чему не веришь, Элла? В чем причина истерики и криков? Даже наверху слышно. Ты видела Санту, летящего в оленьей повозке над горами? – Саманта стояла у лестницы, и голос ее был хорошо слышен в комнате. – Где Таб? – Она подошла к ним и выглянула в окно. – О боже.
– Да. – Элла старалась не показать, что ее обидели слова сестры об истерике.
– Должно быть, я устала больше, чем казалось. У меня галлюцинации. – Саманта потерла глаза. – Мне на мгновение показалось, что я вижу нашу маму лепящей снеговика.
– Она и лепит. И еще смеется.
– И на ней… синее пальто?
– Я бы сказала, что сине-зеленое. Яркое, как перо павлина. – Элла пожала плечами. – Пытаюсь убедить Майкла, что на нее это совсем не похоже.
– Что ж, хороший знак, я полагаю. – Саманта стояла неподвижно, не в силах отвести глаз от того, что происходило за окном.
– Знак чего?
– Что она может измениться. Она никогда не надевала ничего, кроме черного. Никогда. Но посмотрите, в чем она сейчас.
– Пальто, несомненно, понравилось нашей дочери, похоже на цвет русалочьего хвоста. – Майкл усмехнулся. – Весьма предусмотрительно с ее стороны. Я вижу, Таб в порядке и совершенно счастлива, поэтому иду в душ смыть следы трагедии. – Майкл скрылся в ванной, оставив сестер вдвоем.
Элла вздохнула. Муж заставил ее чувствовать себя истеричкой, паникующей попусту. Но ведь сложные отношения с матерью – не ерунда.
Она потерла ладонью грудь и покосилась на Саманту. По задумчивому выражению ее лица было ясно, что мысли их схожи.
– Неприятно, правда?
– Что?
– Ты знаешь, о чем я.
– Нет. – Саманта вскинула голову и посмотрела на сестру. – Даже не представляю.
– Хватит, Саманта. Говоришь, все в порядке? Не испытываешь боль, видя, как мама играет с Таб?
– Элла…
– Почему ты такая? Почему стараешься поглубже спрятать эмоции? Я делюсь с тобой самым сокровенным, и мне неприятно, что ты все всегда от меня скрываешь, мы никогда не говорим о тебе.
– Я ничего не скрываю, мы постоянно только меня и обсуждаем.
– Ты ничего не рассказывала мне о Кайле.
– Но… мне нечего рассказывать.
– Вот! Я именно об этом и говорю. Я открываюсь тебе, а ты слушаешь. Ты всех слушаешь и отлично научилась это делать. Но когда речь заходит о тебе, ты сразу закрываешься. Я ведь твоя сестра! Со мной ты можешь поговорить обо всем.
– Ты о том, что мама лепит снеговика с Таб? Мне это нравится. Я почти успокоилась. Предстоящее Рождество беспокоило меня не меньше, чем тебя. Не понимаю, почему ты нервничаешь? Чего ты ожидала, Элла? Что мама будет делать вид, что Таб не существует?