Обычно образ его виделся ей нечетким, расплывчатым, сейчас же казался таким реальным, что она отшатнулась. У нее вдруг закружилась голова, появилась рябь перед глазами. Гейл покачнулась, потянулась, пытаясь нащупать опору, и сжала протянутую кем-то руку.
– Сюда. Вот так, садитесь.
Эту женщину она видела вечером – мать Броди Макинтайра. Как же ее зовут? Гейл никогда не забывала имен, но сегодня все необычно. Она попыталась сосредоточиться на происходящем, но настырный ум опять увлек ее в прошлое.
Первой мыслью было отказаться от помощи незнакомой дамы, но не хотелось показаться невежливой. К тому же больше ей помочь некому, а повалиться на пол было бы еще постыднее.
– Благодарю вас, у меня немного…
– Закружилась голова? Всему виной смена часовых поясов.
– Да. – Конечно, смена часовых поясов. А еще образы давно умершего человека. И тревожный разговор с дочерью.
– Вы рано встали и долго играли с внучкой. Это требует немалых сил. Она очаровательный ребенок. Вам необходимо поесть и выпить горячего. Не заметите, как придете в себя.
– Спасибо. – Гейл сама не ожидала, что будет так благодарна за помощь и примет ее. Подобного с ней не случалось уже несколько десятилетий.
Голос Эллы доносился из коридора. Кажется, она беседовала о чем-то с Кирсти. Большая удача, что дочь не стала свидетелем такого конфуза, тогда вопросам не было бы конца.
– Выпейте кофе у камина, согрейтесь, а я скоро вернусь. Да, меня зовут Мэри. Боюсь, вчера вечером нас не представили должным образом.
Мэри. Конечно.
– Я Гейл.
Хозяйка принялась суетиться, наливать кофе и устраивать гостью, а затем так же спешно удалилась в кухню. Вернулась она неожиданно быстро с тарелкой в руках.
– Рекомендую вам съесть несколько ложек, силы сразу вернутся.
– Что это?
– Овсянка, приготовленная по особому рецепту. Моя мама всегда говорила, что «в хорошей овсяной каше должна быть крупа, вода и немного соли». Однако у меня она получалась совсем несъедобной, поэтому я кое-что добавила. Мне нравятся эксперименты.
– Я никогда не…
– Попробуйте немного. – Мэри вложила ложку ей в руку, будто она ребенок. – Мне кажется, это вам поможет.
У Гейл не было сил сопротивляться и спорить, что, вероятно, тоже должно было встревожить.
Ее завтраком всегда была лишь чашка кофе. Она съедала все, что считала необходимым, в течение восьми часов и непременно считала калории. Такой режим питания введен еще с того времени, когда дети были маленькими и она не могла себе позволить не влезть в имеющуюся одежду. Теперь нет никаких проблем в том, чтобы купить любую одежду, но дисциплина и самоконтроль стали привычкой. Однако с ней ничего не случится, если сейчас она уступит уговорам.
Гейл зачерпнула краем ложки немного каши, скорее, из вежливости. Во рту появились приятный сливочный вкус и сладость сахара.
– О боже…
– Неплохо, правда? – Мэри совсем не удивила реакция гостьи.
– Намного лучше! – Вторая ложка была полной, и Гейл попыталась распознать вкус приправ. – Из чего это приготовлено?
– Овсяная крупа. Плюс секрет Мэри Макинтайр.
Гейл съела все до последней капли, и вовсе не из вежливости.
– Эта самое вкусное блюдо, которое я пробовала в жизни. И, поверьте, это говорит человек, для которого завтрак – только кофе.
– Пока вы здесь, одним кофе ограничиться не удастся. Сейчас зима, ожидаются частые снегопады. Вам нужны силы, а значит, и сытная еда. Ваша малышка еще гуляет?
– Да, она с отцом.
Мэри кивнула:
– Счастливый, любознательный ребенок. Это и ваша заслуга тоже. Она очень похожа на свою мать.
Гейл отложила ложку. Как же она сама не заметила?
– Они похожи не только внешне. В детстве моя дочь была такой же любознательной и восторженной непоседой.
И это ее пугало. Элла была доверчивой, тянулась даже к незнакомым людям, легко находила с ними общий язык и темы для разговора. Таб, похоже, такая же.
– Вы давно здесь работаете?
Мэри вскинула голову и взяла со стола использованную салфетку.
– Я вышла замуж за Камерона Макинтайра в девятнадцать лет, с той поры я живу здесь. Порой мне кажется, что знаю каждое дерево в лесу и каждый камень в долине. Нет ни одной травинки, на которую не ступала бы моя нога.
– Вы владелица этого поместья? Простите, я не предполагала…
– Не стоит извиняться. Откуда вам было знать? Из-за смерти мужа в прошлом году тот период стал для меня самым тяжелым за всю жизнь. Потом выяснилось, что мы можем потерять и дом, в котором были счастливы все годы совместной жизни… – Мэри тяжело вздохнула. – Трудности – испытание семьи на прочность, верно? У Броди была отличная работа в Лондоне, но он вернулся сюда и взял на себя заботы о поместье. Он многим пожертвовал ради нас, из-за этого я чувствую себя виноватой. Настолько, что, наверное, скажу ему, чтобы продал все это и жил так, как считает нужным, ведь это эгоистично с моей стороны. Знаете, я до сих пор ощущаю присутствие здесь Камерона. Ох, что-то я много говорю.
– Вовсе нет. – Гейл стало немного легче. Разговор о чужих проблемах помогал забыть собственные. От одной этой мысли стало стыдно. Когда она превратилась в такую эгоистку?