Зимняя гостья

«Именно такой должна быть мать», – подумала Гейл. Именно такую заслуживали ее девочки. Пышная и мягкая, как сдоба, ее тепло ощущается на значительном расстоянии, будто где-то рядом горит камин. Вместо этого они получили Гейл, чья мягкость исчезла под давлением жизненных невзгод, уступив место твердости.

Уставшая и обессилевшая, она поплелась за Мэри на аромат свежей выпечки. Кухня находилась в глубине дома – просторное помещение, из окон которого видны горы. Залитая солнечным светом, уютная и полная семейных тайн и воспоминаний. Одежда на вешалке у двери, под ней сапоги и ботинки. Большая печь в углу пышет жаром. Травы на подоконнике, на вымытой до блеска столешнице – стопка чистых полотенец. Все здесь дарило покой и умиротворение. Одного взгляда было достаточно для понимания, что это главное место в доме, его душа.

Еда была везде. Пироги остывали на решетках, рядом в большой миске поднималось пышное тесто кремового цвета. На блюдах красовались купола кексов с усыпанными ягодами верхушками, рядом – печенье, посыпанное сахарной пудрой. Витающие в воздухе ароматы корицы и шоколада смешивались с любовью и душевным теплом.

– Ты изрядно потрудилась. Ждете еще гостей?

– Нет. Возможно, я перестаралась, но, когда пеку, забываю о невзгодах. – Мэри открыла шкаф и достала формы для выпечки и контейнеры для замораживания продуктов. – После смерти Камерона соседи каждый день приносили нам еду, думали, что я не захочу стоять у плиты. А я считаю это лучшей терапией. Впрочем, я всегда любила готовить. – Она улыбнулась, хотя и выглядела устало, и приглашающе вытянула руку. – Садись, Гейл. Приятно, что ты составишь мне компанию. Знаешь, сегодня я какая-то вялая, потерянная.

Что ж, не она одна.

Гейл устроилась за большим столом и провела рукой по поверхности. Маленькие трещинки и вмятины говорили о многолетнем использовании и частых, продолжительных семейных трапезах. Она невольно вспомнила стол в своей квартире на Манхэттене – стеклянный. У него не было истории, она не хотела брать в новую жизнь ничего из прошлого.

Для нее кухня была только местом, необходимым для практических целей: приготовить еду, желательно быстро и без хлопот. А приготовление еды – один из пунктов ежедневных дел. Гейл без раздумий удаляла из списка эти задачи, чтобы справиться с тем, что важно. Будь у нее право выбора, она отказалась бы от еды. На кухне ей никогда не хотелось задерживаться дольше необходимого. Там не было тепло и уютно, как в доме Мэри. Раньше желание сделать ее такой она сочла бы блажью. И, разумеется, Гейл не считала кулинарию терапией от невзгод и плохого настроения.

Мэри поставила перед ней кружку с чаем, положила на тарелочку печенье:

– Вы тоже ездили кататься на оленях?

– Да. – Стоит ли делиться проблемой и в каком объеме?

– Судя по выражению лица, вы плохо провели время.

– Я… я опять все испортила.

– Поссорилась с девочками?

Гейл неотрывно смотрела на печенье и молчала. Она никогда ни с кем не обсуждала свою жизнь, не любила сплетни и пересуды. Она не вела разговоры ни о чем. Почему же ей так легко общаться с Мэри?

– Я всегда отвергала все, что связано с Сантой, всю концепцию в целом. Разве правильно поощрять веру ребенка в мифическое существо, сбрасывающее подарки в дымоход?

– Полагаю, большинство людей о таком даже не задумываются. Мы принимаем это как часть праздника, весело и приятно.

– И я должна была так поступить. Я изо всех сил старалась сделать все правильно, сказать правильные вещи…

– Мы ведь уже решили, что никто не может постоянно поступать правильно. И само это «правильно» меняется в зависимости от ситуации и человека. Это так субъективно. – Мэри давала советы, не осуждая. Она умела выслушать и понять.

– То, что сказала я, не походило на высказанное мнение. Таб спросила меня о Санта-Клаусе, и я заявила, что его не существует… – Гейл покачала головой. – Мне нет оправдания. Теперь я понимаю, что мне стоило молчать, моя дочь и ее муж должны решать, что рассказывать ребенку о Рождестве. Элла была в ярости…

– Ах, бедняжка. Неудивительно, что вы были похожи на привидение, когда вошли в дом.

– Я ее не виню. А я ведь часто хвалила себя за то, что смогла стать прекрасной матерью в обстоятельствах, можно сказать, катастрофических. Случались дни, когда я была уверена, что не смогу найти в себе силы идти дальше. Разговаривала сама с собой. Дожидалась, когда девочки уснут, и беседовала с той молодой, осунувшейся женщиной, которую видела в зеркале, уговаривала ее, наставляла, напоминала, что большие цели достигаются маленькими шагами. – Об этом Гейл не рассказывала никому. – Я делала для себя то, что теперь делаю для других. Призываю заглянуть глубоко в себя и найти самое лучшее и не устаю повторять, что мы способны на большее, чем смеем надеяться. Все советы, наставления, которые я даю людям, – все это я когда-то говорила себе. – Она грустно усмехнулась. – Можно сказать, я построила счастье на несчастье.