Зимняя коллекция смерти

— Я пока не знаю подробностей, еду на место преступления. Вы не могли бы ко мне присоединиться?

— Конечно, диктуйте адрес, — выпалил Кен, но ответа не последовало.

Липатов подозревал Алехина, поэтому хотел проверить, не проговорится ли он насчет места преступления. Но Кен проверку выдержал. «Похоже, они действительно расстались до того, как Алиса вернулась к себе домой», — заключил Липатов и, наконец, сказал:

— Бобылеву нашла ее домработница.

Патриаршие пруды

Кен позвонил водителю, чтобы он ехал прямо к дому Алисы на Патриарших прудах, спешно оделся, выскочил на улицу и поймал грязно-серую «девятку» с черной тонировкой. Когда Алехин разместился на засаленном сиденье, его окутал густой смрад махорки, пота и дубовой кожанки, надетой на водителя. Колени Кена уперлись в дешевую пластмассу бардачка, на который был наклеен бумажный складень с ликами Спасителя, Девы Марии и Николая Угодника. Радио «Шансон» с хрипотцой то ли обещало, то ли искушало: «Юлька, Юлька, я тебе налью вина».

Водитель покосился на бобровый воротник и черные очки Кена, хмыкнул и, наконец, начал разговор:

— Че, «мерс», что ли, сломался?

— Нет времени ждать водителя, — сухо ответил главный редактор.

— Куда же вам спешить? Вы, я так погляжу, уже все успели, — простые слова водителя вдруг неожиданно попали в самую точку. «Надо остановиться», — приказал себе Кен и продолжил вслух:

— Как вы это точно сказали. Вас как зовут?

— Миха, — панибратски сообщил водитель и оскалился грязно-желтыми зубами.

— Очень приятно, меня зовут Иннокентий.

— Как Смоктуновского, — от упоминания самого интеллектуального актера СССР Кен вздрогнул.

— Вы вот образованный человек, объясните мне, сколько мы еще будем терпеть этого Каца?

— Какого Каца?

— Ну Лужка, только он никакой не Лужков — это первой жены фамилия. Кац он! Самый настоящий Кац! — торжествующе объявил Миха.

— Да, что-то такое слышал, — разочаровано продолжил Алехин. — Да мало ли в России Кацев.

— Может, и немало, но он такой один, как пиво, бля! — Миха заржал над собственной шуткой.

— А что с Юрием Михайловичем не так?

— Кац москвичей отучил работать. Шлагбаумов понаставил и дядек посадил, чтоб деньги собирали. Я бы этого Каца на Красной площади казнил. Отсек бы сначала членчик, затем одно яичко, потом другое, — мечтательно промурлыкал Миха так, как будто грезил о блинчиках с вишней в разгар голодомора.

— Все это очень интересно, — вяло пробурчал Алехин, и они замолчали.

«К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь», — вспомнил он школьную программу по литературе. Кен в очередной раз удивился, сколь тонкая грань отделяет его маленький мирок от темной массы русского народа. Пугачевщина не стала историей, она наш еженощный кошмар. Уж лучше тиран с Patek Philippe на запястье, чем этот Миха в качестве электората. Однако Алиса убита. Кто? После смерти Филиппа прошло уже три недели, а он так и не продвинулся к разгадке. Вопросы не просто оставались без ответа, к ним добавлялись новые. Кен решил освежить свой список:

«Кто убил Филиппа?»

«Куда пропал мобильный Филиппа?»

«Кто пытался меня убить?»

«Кто украл лэптоп Филиппа?»

«Кто в «Персее» был информатором Филиппа?»

«Кто такой youppi, если это не Сергей?»

«Кто такой Сфинкс и чего он хочет?»

«Кто убил Алису?»

Еще вчера у него было два подозреваемых — Константин Разумов и Сергей. Сегодня Сергей как-то вообще не вписывался в историю с Алисой. Алехин даже не был уверен, что они знакомы.

У подъезда Алисы, расположенного прямо напротив ресторана «Павильон», стояло несколько милицейских машин, толпились любопытствующие старушки и собачники. Кен представился краснощекому менту — как выяснилось, старшему из оцепления. Тот гаркнул что-то в рацию, и Кена пропустили внутрь. Алехин давно не был у Алисы, и сейчас, ожидая лифта, вспомнил, как они в самом начале своего романа стояли здесь и целовались. Алисе нужно было переодеться после съемок, чтобы вместе с Кеном ехать дальше на какие-то вечеринки. Но они никуда не поехали.

В жизни каждого мужчины была женщина, одетая в его рубашку на голое тело. Хрупкое маленькое тело внутри большого куска материи с висящими плечами, высоко закатанными рукавами и воротом, лежащим на ключицах. Алиса стояла у окна и курила тонкую сигаретку, глаза ее блестели и были счастливыми. В тот момент Алехину казалось, что он ее любит. Потом пришла скука, инерция и только недавно — что-то вроде ревности. Чувства их давно ослабели, поэтому Кен скорее испытывал не ревность, а определенную брезгливость к женщине, которая делит его с «ничтожеством». Иначе о Косте Разумове Алехин и не думал.

Дверь в квартиру была открыта, но загорожена спинами каких-то людей. Алехин увидел за ними лицо молодого симпатичного мужчины.

— Расступитесь, пожалуйста, дайте пройти, — попросил Липатов то ли понятых, то ли сотрудников, и Алехин шагнул в полумрак прихожей. Кен боялся смотреть по сторонам, словно ждал команды. Липатов это почувствовал и понял, что Алехину нужно дать несколько минут — успокоиться и собраться.