Зимняя коллекция смерти

— Вот и мой подарок тебе, отче, и братьям моим возлюбленным, — провозгласил император. — Да будет здесь царский пир, будто не я у вас в гостях, а вы у меня в палатине!

За сатириками и гистрионами в комнату вошли слуги императора, волочившие зажаренные на вертеле туши телят, корзины с овощами и фруктами, кувшины с вином. Отродясь глаза монахов не видели такого, носы — не нюхали, а уши — не слыхивали.

— Ну! Не тушуйся, отче, — цезарь сгреб тщедушного Николая в охапку, дыхнул запахом гнилых зубов, лука и перегара, — благослови пищу сию во имя любви.

— Благославляю, — тихо пробормотал бледный аббат.

— Благословил! — довольно усмехнулся цезарь. — Налетайте, братва, — зычно крикнул он инокам святого Галла. И только брат Иероним, известный своей ученостью и строгим нравом, остался сидеть неподвижно, читая слова молитвы. Все остальные бросились к царскому угощению, ибо слаб человек плотью, и коли не смирять ее постом, шерстью колючей да бичеванием, то подчинит она себе все помыслы людские и обратит их к одному потреблению.

После того как цезарь утолил первый голод, он повернулся к молчаливому аббату, намереваясь немного загладить вину за пиршество. Ведь Оттону казалось, что отцу Николаю происходившее было не по душе. Не мог цезарь знать, что Николай думал не о сатириках и телятине, а о сказанном братом Веринхаром. Келларь сообщил аббату, что часа два назад в крипте святого Галла пропал брат Филипп. Отправленный на его поиски брат Сергей тоже не вернулся. Могли, конечно, по зеленому своему возрасту да знатности происхождения устроить какое-нибудь непотребство…

«Ретийцы ведь они! А все ретийцы… — брат Веринхар хотел сказать «содомиты», но спохватился, что разговоривает с ретийцем Николаем, и закончил: — Шалят много, отче, ей-Богу, шалят». На эти слова Николай только строго повел бровью. Сам брат Веринхар в крипту идти отказывался, ибо по слабости веры своей боялся темноты и могил. Аббат, увы, чувствовал, что случилось непоправимое. Еще утром, находясь в крипте, понял, что ждать беды. Воистину, вступив раз на стезю порока, совершишь новые, еще более страшные грехи. Цезарь вывел аббата из тягостного оцепенения:

— Пойдем, отче. Помолиться я хочу у мощей моего Галла. Нужна мне его помощь в борьбе со строптивым Беренгаром, да и матушке обещал… — Цезарь не успел закончить, он увидел, как глаза Николая округлились от ужаса, а губы задрожали.

— Да что с тобой, отче? Вставай же! — Цезарь поднялся, аббат обреченно последовал за господином. Они вышли в пустынный коридор клауструма. Шум, разносившийся из рефектория, слабел по мере того, как цезарь и аббат приближались ко входу в храм. В церкви было совсем тихо, только слышались хлопки птичьих крыльев да треск свечей. Аббат почтительно обошел цезаря и молвил:

— Следуй за мной, господин.

Они вошли в узенькую дверцу с юга от алтаря и спустились по извилистой лестнице в подземную камеру. Меч цезаря несколько раз лязгнул о каменные стены. В камере было темно. Николай постоял немного, чтобы глаз привык к мраку, и, как только различил в небольшом отдалении слабое мерцание света, обратился к Оттону:

— Цезарь, идем на свет, но через два шага надо будет низко пригнуться, иначе повредишь голову о свод.

Благополучно миновав каменного стража, они вступили в крипту Галла Исповедника. Аббат сразу заметил, что по сравнению с утром здесь все изменилось. Перед святым саркофагом Галла лежала расшитая подушка, а в канделябр были воткнуты новые свечи, но старые — почти догоревшие — не убраны. Он бросил взгляд на потайную дверь — она была приоткрыта. Холод пробежал по спине настоятеля. Николай решил, что тихонько прижмется к двери и не впустит никого к цезарю, а если придется умереть, то будет смерть эта во очищение от всех грехов. Цезарь же, услышав звуки борьбы, успеет обнажить свой меч. От меча господина нашего еще ни один враг христианства не ушел. Но плану аббата не суждено было сбыться.

— Оставь меня, отче, жди наверху, дело у меня тайное к Галлу, — проговорил император.

— Я помолюсь с тобой, господин… — предложил Николай.

— Нет, ступай, — отрезал император.

«Рассказать обо всем Оттону? — промелькнуло в голове аббата. — Нет, как же я смогу открыть ему, что творится в светлой обители Галла Исповедника, которой надлежит быть столпом империи, а не гнездом порока Риму на погибель? Как расскажу господину нашему, что тот, кого он поставил руководить стадом слуг Божьих, есть на деле слуга греха и обмана?»

Николай понял, что видит господина в последний раз, ибо добежать до дома настоятеля, войти в подземный ход с другой стороны, преодолеть извилистый коридор и остановить злодеяние он не смог бы и в более юном возрасте, не то что в свои преклонные тридцать лет. К тому же бежать на скользких кожаных подошвах по отполированному сотнями ног камню почти невозможно. Тем не менее другого выхода не было. «Враг преследует душу мою, втоптал в землю душу мою, принудил меня жить во тьме, как давно умерших», — бормотал отец Николай.

Церковь св. Николая на Щепах