Зимняя коллекция смерти

— Два у тебя, господин, тела: одно умрет, а другое — никогда, ибо власть не умирает. Твоя власть есть симулякрий божественной монархии… — Оттон остановился и с интересом взглянул в глаза монаха:

— Симухряклий?

— Симулякрий, господин. По-латыни это значит образ, подобие.

— Ты хочешь сказать, что моя власть подобна власти Бога?

— Точно, цезарь, и так же, как Бог бессмертен, бессмертен цезарь. Так же, как Бог, милостив цезарь и справедлив, а если и совершает что-то неподобающее, то делает это не цезарь, а человек по имени Оттон…

На лице императора отразилось мыслительное усилие, но через мгновение он воскликнул:

— Это же здорово!

— О том, цезарь, я тебе и говорю: твой образ важнее твоего бренного усталого тела. Ты велик, сколь бы ни был мал и немощен. И подданные твои должны знать про твое величие, а про все остальное пусть один Господь ведает.

— Хорошее слово «симухряклий». Надо бы запомнить, — глубокомысленно подытожил Оттон.

* * *

Дверь в клауструм располагалась в северной части алтаря, то есть по другую сторону от лестницы в крипту святого Галла. Мирянам — так же как и к священному сосуду тела Галла Исповедника — входить в покои монашеские не подобало. Оттого и называют покои эти «клауструм», ибо затворились братья от мира в обособленном помещении. Не место в жилище слуг Божьих суете и соблазнам. Конечно, для цезаря и ближайших его сделали исключение. Правда, мечи пришлось оставить у входа — в доме ангелов негоже бряцать железом. Один Оттон не расстался со своим клинком. И не потому, что среди кротких братьев, единственное оружие которых — молитва, грозила ему опасность. Господом дарован меч цезарю для защиты слабых и униженных, а потому он является симулякрием божественной справедливости. Через него угодно Отцу небесному вершить свой суд на земле: карать гордых и оберегать гонимых.

Николай повел императора сначала в ризницу, дабы господин Оттон мог утолить мучавшую его жажду, а братия — занять места в зале капитула, ибо не подобает великим приходить раньше малых. В ризнице брат виночерпий уже приготовил лучшего монастырского вина. Цезарь, как свойственно народу саксов, пил вино охотно и неразбавленным.

— Зажевать бы, — сказал августейший господин, вытирая могучей рукой бороду, окрасившуюся в багрянец.

— После обряда инвеституры, цезарь, помолимся в храме вместе с клиром и народом, а уж потом пригласим тебя разделить нашу трапезу.

— Э-э, отче, хлебушка бы или колбасы, — сказал лукаво император. Николай, услышав слово «колбаса», вздрогнул и подумал: «Пропали мы. Где ж в святом месте колбасу взять?» Кивнул господину с покорностью, а сам попросил брата виночерпия принести чего-нибудь съестного.

«Как же, колбасы захотели?! — бурчал себе под нос брат виночерпий. — С неба разве что упадет, отродясь этой нечисти в стенах обители нашей не было. Одна надежда — брат Веринхар, у него всегда что-нибудь припасено, если хорошо попросить». Виночерпий, как и Николай, происходил из Реции, а потому не слишком надеялся на расположение алеманна Веринхара, но дело-то государственной важности. Брата Веринхара виночерпий застал на кухне: тот отдавал распоряжения многочисленным слугам и монахам.

— Ну а тебе-то что, Виктор? — неприветливо встретил келарь виночерпия.

— Августейшему величию угодно закусить вино колбасой или чем-нибудь… — Виктор не успел договорить.

— Августятское величье изволило привести такую ораву нахлебников, что не знаю, чем мы-то брюхо набьем. Разве видениями отца Николая, — злобно отвечал брат Веринхар. — Шутка ли — явиться с такой армией: без малого 300 голов, будто не к святому Галлу приехал, а к злодею Беренгарке.

Пока братья препирались, господин Оттон осушил весь кувшин, размяк, порозовел и спросил Николая:

— Отче, вот скажи мне, уважешь ты меня или не уважаешь?

— Уважение к тебе, цезарь, мне Господом заповедовано. Грех великий не уважать помазанника Божьего и отца отечества.

Услышав смиренную речь Николая, император по скромности своей решил святого Галла просьбами долее не обременять, а изъявил готовность следовать в зал капитула без промедления.

* * *

В зале капитула собралась вся братия святого Галла, за исключением тех монахов, кому послушание выпало особое. Брат Веринхар хлопотал на кухнях, брат виночерпий раздобыл-таки кусок свиной колбасы и прибыл в опустевшую ризницу, а брату Филиппу келарь приказал поставить в крипте свечи поярче, да разместить там мягкую расшитую подушку, чтобы господин наш колени свои в молитвах усердных не повредил. Филипп был юношей знатного рода, мятущимся и беспокойным. Хотя святой Галл всегда имел монахов только свободных, более знатные все же чаще сбиваются с пути. От старших братьев Филипп слышал о многих тайнах крипты святого Галла Исповедника, но впервые поспешал туда без сопровождения в пустой надежде тайны эти разгадать.