Зимняя корона

Под аккомпанемент лютни и волынки придворные менестрели и трубадуры пели волнующими, чистыми голосами аквитанские песни. О страстном томлении и об ожидании весны, когда распускаются цветы боярышника. О любви разделенной и любви отвергнутой. Звучали и пикантные истории, и тогда сад наполнялся смехом. Пирующие наслаждались вкусной пищей и крепким бордоским вином, разлитым по кубкам тирского стекла. Потом были танцы. А дети, радостно возбужденные, с дикими криками носились вокруг и играли в салки и прятки. Алиенора предалась трогательно-мучительным горько-сладким воспоминаниям о своем детстве, проведенном вместе с сестрой Петрониллой и младшим братом Эгре. Когда-то и они были малышами и бегали между колоннами, пока взрослые пировали, слушали музыку под звездами, говорили о делах и флиртовали. Воспоминания словно придавали законность нынешнему празднеству, и Алиенора испытывала безмерную грусть от сознания, что к утру все это закончится и, возможно, никогда даже и не вспомнится.

* * *

– Будьте умницами, слушайтесь тетю Изабеллу, – наставляла Алиенора Иоанна и Иоанну, поправляя на них дорожные накидки и целуя детей на прощание. – Я знаю, вы путешествовали в те края вместе со своими кузенами, но все же путь не близкий.

Дети кивнули, хотя Иоанн проявлял нетерпение. Он полагал себя уже взрослым и не любил, когда с ним нянчились. Иоанна все время оглядывалась на двоюродных брата и сестру, которые ждали поодаль. У Алиеноры больно сжалось сердце. Как легко дети расстаются с ней! Правда, они любили тетю Изабеллу и ее отпрысков, своих кузенов, и это было к лучшему – для них. О том, как она сама станет тосковать по своим младшеньким, Алиенора старалась не думать. Старшие сыновья находились при дворе ее бывшего мужа. Их женам и невестам пока лучше было укрыться в Фонтевро. Она обняла девушек, велела им беречь друг друга. На глазах Маргариты выступили слезы, и это тронуло ее свекровь.

– Иди, – поспешно сказала она, – ты королева. Ты должна подавать пример остальным и быть сильной. Они будут равняться на тебя.

Маргарита шмыгнула носом и незаметно утерла рукавом слезы.

– Я буду стараться, госпожа, – произнесла она сдавленным голосом, но высоко подняла голову и распрямила плечи.

В эту минуту Алиенора прониклась теплыми чувствами к своей невестке.

Изабелла раскинула руки, укрывая полами плаща, словно крыльями, Иоанна и Иоанну, будто она была наседкой, а ребятишки – цыплятами. В крепостном дворе их ожидала дорожная крытая повозка, украшенная желто-голубыми шашками фамильного герба де Вареннов. Края балдахина слегка подвернули, так чтобы внутри было светло и не душно, но путники все же были скрыты от любопытных глаз. Дети и Изабелла сели в карету. Туда же взяли маленьких собачек, а крупным охотничьим псам предстояло бежать рядом с повозкой.

Большой отряд рыцарей из двора де Вареннов, тоже в желто-голубых плащах, уже приготовился сопровождать графиню в поездке на север, в Анжу.

Алиенора подарила подруге свое изумрудное кольцо, которое Изабелле всегда очень нравилось. В ответ Изабелла преподнесла мягкую шерстяную шаль из материи лавандового и светло-зеленого цвета, вытканной в ее йоркширских землях.

– Я укутываюсь в нее, когда мне холодно или если не могу уснуть, и она согревает и успокаивает меня, – сказала Изабелла. – Пусть теперь она дарит утешение вам. Вспоминайте обо мне, когда будете ею укрываться.

У Алиеноры к горлу поступил ком. Простой кусок ткани, но как много он значит для них обеих.

– Обязательно, – проговорила она сквозь слезы.

– Храни вас Господь, – добавила Изабелла, – и дай Бог нам скоро увидеться при более благополучных обстоятельствах.

– Я надеюсь на это, сестра.

Алиенора стояла в крепостном дворе, пока дорожная повозка и кортеж не скрылись из виду, потом накинула на плечи шаль, зябко обхватив себя руками, и вернулась в зал. Все уехали, и в огромном замке раздавался лишь звук ее шагов по каменным плитам, который некому было услышать.

* * *

Время шло своим чередом. Миновало лето, в Пуату наступила осень. Дни уже стояли прохладные, но листья на деревьях еще долго оставались зелеными, и только к концу сентября зелень постепенно превратилась в шуршащее сухое золото.

Гонцы приносили новости и с распухшими от писем сумками снова отправлялись в дорогу. Замок Вернёй был сожжен дотла. Алиеноре стало известно, что Генрих продал одну из своих золотых корон и на эти деньги набирает армию брабантских наемников, чтобы подавлять мятежи, где бы они ни вспыхивали. В результате таких стремительных действий ему удалось укрепить свою власть в Мэне и Анжу, у самых границ Пуатье. Англия бурлила как кипящий котел, но восстания не увенчались успехом. Оказалось, что незаконный сын Генриха Джеффри, вместо того чтобы принять сан архидьякона Линкольна и посвятить себя служению Церкви, сделался искусным военачальником и разбил английских бунтовщиков. Переговоры о замирении провалились, поскольку Гарри, Ричард и Жоффруа отказались подчиниться отцовским требованиям. Граф Лестерский даже угрожал Генриху расправой. Атмосфера накалилась до предела.