Зимняя корона

Свита ожидала ее в крепостном дворе. К путешествию все готово: верховые лошади оседланы, вьючные запряжены, корзины уложены и привязаны на спины животных. Алиенора погладила нос серой в яблоках кобылы. Прикосновение к мягкой морде и пахнущее сеном дыхание лошади немного ободряли. Сальдебрейль помог королеве сесть в седло, и она поблагодарила его быстрым кивком. Устроившись поудобнее и расправив малиновое платье, Алиенора натянула светлую кожаную перчатку для соколиной охоты, и ловчий посадил ей на руку Бланш. Самка кречета дважды хлопнула крыльями и уселась на запястье хозяйки, вцепившись когтями в перчатку. Умный взгляд птицы и тяжесть ее тела придали Алиеноре силы. Она высоко подняла голову, с королевским величием обратила взор в сторону ворот и кивком отдала приказ отправляться. Сальдебрейль отсалютовал, качнулся в седле и повел процессию в путь. На фоне ярко-синего неба развевались знамена, а в воздухе кружили желтые осенние листья. Алиенора и ее свита покидали Пуатье великолепным строем, триумфальным парадом – вперед, вперед, не отступать.

* * *

В первый день отряд преодолел двадцать миль и добрался до Шательро, где путники заночевали. Алиенора проснулась на рассвете оттого, что в закрытые ставни хлестал дождь. Это напомнило ей осень в Англии. Она оделась и приготовилась пуститься в дальнейший путь. Погода соответствовала обстоятельствам. Вчера, покидая Пуату, она демонстрировала величие – гордая герцогиня Аквитании с белым кречетом на перчатке, штандарты полощутся на ветру. К утру огонь угас, и остались лишь потухшие угли и пепел амбиций.

Подойдя к окну, где на жердочке устроилась Бланш, Алиенора посадила птицу на запястье и стала кормить кусочками кроличьего мяса. Поглаживая блестящие перья на грудке кречета и глядя через мутное стекло на проливной дождь, она мечтала: подняться бы в небо высоко-высоко и улететь куда глаза глядят.

– Госпожа, сомневаюсь, что нам удастся проделать сегодня тридцать миль, если ливень не утихнет, – угрюмо предупредил Сальдебрейль, когда они сели подкрепиться горячей пшеничной кашей с кусочками сухих фруктов и пряностями.

– Значит, проедем, сколько сможем, – ответила Алиенора. – Во время похода в Иерусалим мы с вами, Сальдебрейль, видели погоду и похуже.

Коннетабль искоса взглянул на нее:

– Тогда мы были на двадцать пять лет моложе, госпожа.

– Что ж, обстоятельства благоприятствуют нам: эти края мы хорошо знаем, за плечами у нас большой опыт, но из ума мы еще не выжили. – Она с легким раздражением взглянула на него.

Коннетабль ненавидел дождь, как кот, и в ненастные дни всегда был не в настроении.

– Госпожа, вам старческое слабоумие не грозит, а вот за себя я не ручаюсь, – пошутил Сальдебрейль. – Но обещаю сделать все возможное, чтобы мой разум мне не отказал.

Прибыл насквозь промокший гонец и сообщил, что немного севернее жители заметили лазутчиков Генриха, которые изучали местность, и что отряды брабантцев, вставшие лагерем в Шиноне, подожгли уже две деревни.

– Тогда срочно выдвигаемся. И будьте начеку, – приказала Алиенора.

Бросив взгляд за окно, она отложила свое вчерашнее платье для верховой езды и выбрала мужской костюм – плотные чулки, тяжелые сапоги, широкую накидку и вощеный кожаный капюшон. Наряд не королевский, но им надо продвинуться как можно дальше, какая бы погода ни стояла.

Алиенора вышла во двор, оседлала кобылу и приготовилась к скачке. Бланш посадили в накрытую тканью клетку, которую привязали к спине одной из вьючных лошадей. Сегодня было не до церемоний – успеть бы унести ноги.

Кавалькада мчалась так быстро, как позволяла раскисшая дорога. Вперед выслали разведчиков, чтобы проверить путь. Ветер стих, дождь прекратился, но с неба сыпалась неприятная мелкая морось. Сальдебрейль сгорбился в седле и опустил голову, отчего выглядел как полинявшая сова.

Алиенора вернулась к своим размышлениям. Что же делать дальше? Если сыновья одержат победу над отцом, что с ним будет? Не могут же они посадить отца в темницу; все же он законный король Англии. Отослать его в Святую землю? Его дед был в тех же летах, что Генрих сейчас, когда начал новую жизнь как король Иерусалимский. Но вряд ли Генрих смирится с такой судьбой, даже если пообещает удалиться на восток. Чего стоят клятвы, не подтвержденные делом? Если и дойдет до мирных переговоров, никакие условия выполнены все равно не будут, потому что супруг никогда не держит слово – разве только когда это ему выгодно – и немедленно попытается снова захватить власть. Он не остановится до самой смерти, и эта мысль, в свою очередь, приводила Алиенору в страшное отчаяние.

Скоро короткий осенний день стал клониться к вечеру, вокруг потемнело, и снова пошел дождь. Влага просочилась через накидки, через ткань верхней одежды и белье, путники промокли насквозь, и Алиенору колотило от холода.