Зимняя корона

Середина дня только миновала, однако свет уже угасал, и в комнате зажгли свечи. Алиенора присутствовала на важной церемонии в соборе, где торжественно перезахоронили останки нормандских герцогов, но при первой же возможности поспешила обратно к больному ребенку.

– Все так же, госпожа, – ответила Хела, кормилица девочки. – Жар не спадает. Я ее искупала в теплой розовой воде, и потом она пососала у меня молочка, только недолго. Губки у нее такие горячие, прямо грудь обжигали.

Алиенора осторожно прикоснулась к щеке малютки. В ее сердце стрелой вонзился страх. Их с Генрихом вторая дочка родилась в Домфроне солнечным октябрьским утром. Ее окрестили Алиенорой, но называли Норой, чтобы отличать от матери. С рождения она, хоть и правильного сложения, была заметно меньше своих сверстников и ела не так охотно, как другие малыши. Ее братья и сестры недавно переболели ветрянкой, и теперь хвороба перекинулась на малютку. Она тяжело переносила болезнь.

В соборе во время церемонии Алиенора не переставала беспокоиться о дочке, и, хотя свою роль она исполнила с величием и грацией, все ее мысли были о Норе. Какое ей дело до мертвых предков Генриха, когда в опасности жизнь ее ребенка? К тому же на нее нахлынули тягостные воспоминания о кончине Вилла, и ритуал перезахоронения казался ей зловещим предзнаменованием.

Пришел Генрих – широкоплечий и объемистый в парадном горностае.

– Что Нора? – Его взгляд лишь на миг задержался на колыбели.

– Она в Божьих руках, – ответила Алиенора. – Мы можем только молиться.

У Генриха на щеках заходили желваки.

– Ты нужна гостям, – бросил он. – Не задерживайся.

Развернувшись, он почти бегом покинул комнату.

– Здесь я тоже нужна, – сказала Алиенора, обращаясь к пустому месту, где только что стоял ее муж.

Он слишком боялся собственных чувств. Да и ее саму терзала вина, она мучилась от беспомощности, злилась на Генриха, злилась на Бога. Что, если Он оставит Нору, как оставил маленького Вилла?

В конце концов она вышла к собравшимся в большом зале. Ее сопровождал Гарри, потому что к этому дню сыпь и зуд у него прошли. А Ричард, Матильда и Джеффри, все еще покрытые оспинами, оставались в детской. Не пристало наследникам нормандских герцогов сидеть во главе стола и расчесывать болячки.

Алиенора безупречно играла роль царственной хозяйки пира. Она улыбалась и кивала гостям, делала остроумные замечания, слушала и вела изысканную светскую беседу. Она даже приняла участие в нескольких серьезных разговорах, хотя потом не могла припомнить, что именно сказала и кому. Но как только настал момент, когда ее уход не показался бы невежливым, Алиенора покинула пир ради бдения у постели больной дочурки.

Гарри же остался с Генрихом, чтобы все могли видеть: род продолжается от отца к сыну. Гости в один голос отмечали красоту мальчика, его обаяние и благородство поведения, столь удивительное в ребенке.

– Говорят же, что яблоко от яблони недалеко падает, – заметил Генрих и провел ладонью по голове сына. – Он вылитый я.

* * *

Ранним утром лихорадка достигла пика. Маленькое тельце напряглось и забилось в конвульсиях. Алиенора задремала было у кроватки, но вопль кормилицы пробудил ее.

– Демоны вошли в ее тело, зовите священника! – выла Хела. – Святая Мария, спаси нас всех!

– Замолчи! – Алиенора резко ударила девушку по щеке. – Чтобы я этой чуши больше не слышала. Убирайся отсюда, вон! Не желаю тебя видеть!

Кормилица, всхлипывая, убежала. Алиенора нагнулась над младенцем, трепеща от страха. Конвульсии прекратились, и Нора обмякла, словно тряпичная кукла. Она была жива, но ее тонкие ребра вздымались и опадали неровно, судорожно… Появилась Марчиза с миской прохладной розовой воды.

– Нужно все время обтирать ее, госпожа, – пояснила она. – Видала я малышей с такой болезнью.

– Они выжили? Смотри мне в лицо, я хочу знать правду.

Марчиза подняла на нее карие глаза:

– Да, госпожа.

– Все выжили?

На долю секунды Марчиза замялась.

– Большинство, – наконец ответила она.

Остаток ночи Алиенора обтирала тело дочери влажной салфеткой, которую время от времени ополаскивала в розовой воде, и молила Деву Марию пощадить ее дитя. Глаза у нее жгло от сухости, потому что она боялась даже моргнуть из страха, что в этот самый миг Норы не станет. И оставить девочку на попечение Марчизы королева тоже не соглашалась: только материнские руки должны ухаживать за ребенком. В лачугах за стенами замка отыскали новую кормилицу, но Нора грудь не брала, поэтому Алиенора капала ей в ротик медом с водичкой с кончика свернутой жгутом тряпочки.