Зимняя луна (Ад в наследство)

Нет. Сначала внизу.

Он ничего не нашел ни в дамской туалетной, ни в шкафу под лестницей, ни в большой столовой, ни в гардеробной, ни в технической мойке. Но на кухне грязь была снова, и больше, чем где бы то еще.

Недоеденный ужин из ригатони, колбасы и бутерброда оставался на столе, так как его прервало внезапное появление енота и смерть зверька в конвульсиях. Комки высохшей грязи покрывали ободок обеденной тарелки. Стол вокруг тарелки был покрыт горошинами сухой земли. Похожий на паука коричневый лист свернулся в миниатюрный свиток, рядом мертвый жук, размером с центовую монету.

Жук лежал на спинке, шесть окостеневших лапок задраны в воздух. Когда он перевернул его осторожно пальцем, то увидел, что панцирь был радужно-сине-зеленого цвета.

Два сплющенных комка грязи, как блинчики в доллар величиной, были вмяты в сиденье стула. Пол рядом со стулом был просто осыпан крошками и шмотками.

Другое место концентрации грязи находилось перед холодильником. Всего вместе набралось бы на пару столовых ложек, но было также несколько травинок, другой засохший лист и земляной червяк. Червяк был все еще жив, но бешено извивался, страдая от потери влаги.

Ползущее ощущение на затылке и внезапная убежденность в том, что за ним кто-то наблюдает, заставили Эдуардо сжать дробовик обеими руками и резко обернуться к окну, затем к другому. Никакого бледного призрачного лица, прижатого к стеклу с той стороны, как он воображал.

Только ночь.

Хромированная ручка холодильника была запачкана, и он не стал ее касаться. Открыл дверь, дергая за ее угол. Еда и напитки внутри казались нетронутыми, все точно так же, как и оставил.

Дверцы обоих двухконфорочных плиток были распахнуты. Он закрыл их, не трогая ручек, которые тоже в некоторых местах были покрыты неопределимой тинистой грязью.

За край дверцы плиты зацепилась и оторвалась полоска ткани, в полдюйма шириной и менее дюйма в длину. Она была бледно-голубая, с редкими кривыми линиями голубого цвета потемнее, что, должно быть, представляло из себя часть повторяющегося узора на более светлом фоне.

Эдуардо уставился на этот клочок одежды, одежды для погребения, для персональной вечности. Время, казалось, остановилось, и вселенная зависла спокойно, как маятник разбитых дедушкиных часов, – пока льдинки глубокого страха не образовались в его крови, отчего он задрожал так безудержно, что застучали зубы. Кладбище… Он снова обежал кухню, к одному окну, к другому, но ничего не увидел.

Только ночь. Ночь. Слепое, бесцветное, равнодушное лицо ночи.

Эдуардо пошел наверх. Отмечал комья, шмотки и пятна земли – когда-то влажной, а теперь высохшей – их можно было найти в большинстве комнат. Еще один лист. Еще два жука, высохших, как древний папирус. Камешек, размером с вишневую косточку, гладкий и серый.

Заметил, что некоторые выключатели тоже были запачканы. После этого он включал свет, натягивая на кисть рукав или пользуясь прикладом дробовика.

Он оглядел все комнаты, обыскал все шкафы, осмотрел внимательно за и под каждым предметом мебели, где были пустоты, которые можно было счесть достаточными для укрытия, даже для чего-то настолько большого, как шести-восьмилетний ребенок, и когда удовлетворенно решил, что ничего не прячется на втором этаже, то вернулся в конец верхнего коридора и дернул за свисавшую веревку, которая опускала лестницу на чердак.

Свет на чердаке включался из коридора, поэтому не пришлось подниматься в темноте. Он осмотрел каждый темный, пыльный угол чердака, где мотыльки, похожие на снежинки, повисли в паутине, как ниточки льда, и нависали кормящиеся ими пауки, холодные и черные, как тени.

Внизу, на кухне, Эдуардо отодвинул медный засов на двери погреба. Она открывалась только с кухни. Ничто не могло спуститься вниз и закрыться изнутри.

С другой стороны, парадная и задняя двери дома были заперты, когда он выехал в город. Никто не мог проникнуть внутрь – или снова закрыть, уходя, – без ключа, а единственно существующие ключи были у него. И все эти проклятые замки были заперты, когда он пришел домой: во время осмотра не обнаружилось ни одного выбитого или отпертого окна. Но нечто все же определенно проникло внутрь и потом ушло.

Он спустился в погреб и обыскал две огромные комнаты без окон. Они были холодные, слегка заросшие плесенью и пустые.

В настоящий момент дом был весь закрыт.

И он был в нем единственным живым существом.

Выйдя наружу, старик запер за собой передний вход и загнал «чероки» в гараж. Опустил дверь дистанционным управлением, прежде чем вылезти из автомобиля.