Зимняя луна

К концу марта Эдуардо начал думать, что тот феномен был единичным случаем без заметных последствий. Редкое, весьма занятное, но вполне объяснимое как-то, естественно явление. Может быть, какое-то электромагнитное колебание. И угрожает оно ему не больше, чем летняя гроза.

Первого апреля он разрядил обе винтовки и оба дробовика. Почистил их и уложил обратно в стенной шкаф своего кабинета.

Но тем не менее, все еще ощущая некоторое беспокойство, расставаться с последним оружием — пистолетом двадцать второго калибра — ему не хотелось, и он оставил его на прикроватной тумбочке. Никакой особенно страшной убойной силы у пистолета не было, но, заряженный патронами с полым наконечником [22], он все же мог причинить существенный вред.

* * *

Темной ночью четвертого апреля Эдуардо был вновь разбужен низкой пульсацией, которая разрасталась и исчезала, потом снова разрасталась и исчезала. Как и в начале марта, этот пульсирующий звук сопровождался внушающей ужас вибрацией.

Старик сел прямо в кровати и сощурился на окно. Три года со смерти Маргариты он проводил ночи не в главной спальне дома, которую они занимали с Маргаритой, а устраивался в одной из двух задних спаленок. Следовательно, окно выходило на запад и было обращено прямо в противоположную сторону от восточного леса, где он видел странный свет. Ночное небо за окном было густо-темного цвета.

Лампа на ночном столике включалась, если дернуть за шнурок. Как раз перед тем, как включить ее, он ощутил, будто нечто находится вместе с ним в комнате, нечто, чего ему лучше не видеть. Он заколебался, пальцы крепко вцепились в металлические бусинки шнурка.

Эдуардо пристально вглядывался в темноту, сердце стучало, как будто он проснулся не от кошмара в реальном мире, а в самом кошмаре, густо набитом разными монстрами. Наконец он решился — дернул за шнур и при свете лампы увидел, что в комнате он один.

Схватив наручные часы со столика, посмотрел, сколько времени. Девятнадцать минут второго.

Он отбросил одеяло и встал с кровати. Он был в своем длинном нижнем белье. Синие джинсы и фланелевая рубашка находились близко, на спинке кресла, рядом с которым стояла пара ботинок. Носки уже были надеты, так как по ночам ноги часто мерзли, если он укладывался спать без них.

Звук был громче, чем месяц назад, и пробивался сквозь дом с заметно большей силой. В марте Эдуардо ощущал давление на фоне ритмического биения — оно, как и звук, увеличивалось сериями волн. Теперь давление страшно возросло. Он не просто чувствовал его, а ощущал всем телом, — похоже на невидимый прилив холодного моря, проходящий сквозь него самого.

К тому времени, как он поспешно оделся и схватил заряженный пистолет с ночного столика, шнурок лампы бешено раскачался и начал со звяканьем биться о полированный латунный корпус лампы. Оконные стекла вибрировали. Картины перекашиваясь тряслись на стенах.

Он рванулся вниз, в холл, где уже не нужно было включать свет. — Стекло овального окна над парадной дверью блестело отражением таинственного свечения снаружи. Свечение было гораздо мощнее, чем в прошлом месяце. Дымчатое сияние всех цветов спектра, и яркие голубые, зеленые, желтые и красные тени преломленного света бродили по потолку и стенам, так что казалось, будто бы он попал в церковь с богатыми витражами.

В темной гостиной слева от него, куда не проникал свет снаружи, так как жалюзи были опущены, коллекция хрустальных пресс-папье и других безделушек, скакала и звенела о столики, на которых они стояли, и друг о друга. Фарфоровые статуэтки дрожали на стеклянных полках в шкафу.

Справа, в кабинете, заставленном полками книг, мраморно-медный письменный набор прыгал по стопке бумаги, выдвижной ящик с карандашами выдвигался и прятался обратно в стол в такт волнам давления, а вертящийся стул у стола качался так, что его колеса скрипели.

Когда Эдуардо открыл парадную дверь, большая часть дымчатого сияния  всех цветов спектра пропала, как будто канула в другое измерение, и осталась лишь на стене холла справа в виде  дрожащей мозаики.

Лес светился точно в том месте, где это происходило в прошлом месяце. Янтарное сияние исходило от той же самой группы тесно сбившихся деревьев и от земли под ними, как будто иглы и шишки, кора и грязь, камни и снег стали  элементами лампы накаливания, сияя ясно и ровно. На этот раз свет был более ослепительным, чем тогда, точно так же и звук был громче, а волны давления — мощнее.

Эдуардо обнаружил, что стоит на ступеньках крыльца, но не смог вспомнить, как покинул дом и оказался здесь. Оглянулся и увидел, что он даже закрыл за собой входную дверь.

Мучительные волны звука пробивались сквозь ночь в ритме, быть может, тридцать раз в минуту, но его сердце билось в шесть раз чаще. Ему захотелось развернуться и убежать обратно в дом.

Он поглядел вниз на пистолет в своей руке. И пожалел, что рядом с кроватью не было заряженного дробовика.

Когда он поднял голову, отведя взгляд от пистолета, то вздрогнул, увидев, что лес ближе придвинулся к нему. Светящиеся деревья угрожающе выросли.