Зимняя песнь

– Желаю, чтобы ты отвел меня назад!

Запрокинув голову, он снова расхохотался.

– Ты больше не имеешь надо мной власти, Королева гоблинов, – подменыш осклабился. – Отныне я не подчиняюсь твоей воле.

Я покачала головой.

– Значит, я вернусь без тебя.

– Слишком поздно, – сладенько пропел он. «Слишком поздно, слишком поздно», – хором подхватили его соплеменники. – Ты переступила границу, смертная, и возврата нет.

В небе клубились тучи, темные, зловещие. Снежинка, опустившаяся мне на лицо, успела обжечь меня холодом, прежде чем растаяла. Надвигалась метель. Я обрекла мир на вечную зиму, и все из-за своего эгоистичного желания жить.

Я обессиленно опустилась на лесную подстилку. Груз вины и страха давил на меня, вжимал в землю. «Боже, – взывала я, – Боже, прости меня. Я раскаиваюсь в содеянном. Прости и спаси, молю тебя».

Но Бог меня не слушал. Снег сыпал уже по-настоящему, запорашивал плечи, руки, спину. Мой взгляд упал на кольцо в виде фигуры волка, свернувшегося вокруг пальца. Волчьи глаза, голубой и зеленый, мерцали в неярком свете.

Этим кольцом я нарекаю тебя своей королевой. Дарую тебе власть над моим королевством, моими подданными и надо мной.

«Прошу тебя, – прошептала я волку, – умоляю. По доброй воле я отдала себя тебе, целиком и полностью. Забери меня обратно, mein Herr. Забери».

Я позвала бы его по имени, но у него не было имени, только титул, и я не знала, слышит ли он меня – хочет ли, может ли услышать – в эту минуту.

Все ветки уже покрылись блестящей ледяной корочкой, а мне вдруг стало тепло и нестерпимо клонило в сон. Меня охватило желание лечь, склонить голову и закрыть глаза, чтобы уснуть навечно и больше не видеть мира, который я погубила.

– Элизабет!

Голос показался знакомым. Я попыталась разлепить веки, но ресницы накрепко смерзлись. Я ослепла.

– Элизабет!

Чьи-то руки подхватили меня, подняли с земли.

– Потерпи, дорогая, потерпи немного, – произнес голос мне на ухо.

– По доброй воле, – хрипло пробормотала я, – я отдала себя тебе… целиком и полностью…

– Знаю, милая, знаю. – Он крепко прижал меня к груди, и я ощутила тепло – настоящее, а не то обманное, которое обволакивает тебя, когда ты замерзаешь до смерти.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с Королем гоблинов.

– Принимаешь ли ты мою клятву? – в горле саднило, но голос мой не дрогнул.

– Да, Элизабет, принимаю. – В глазах разного цвета блестели… слезы? Я потянулась, чтобы стереть их, но моя рука безвольно упала.

Небо за спиной Короля гоблинов очистилось, поголубело, кроны деревьев снова зазеленели. Перед тем, как погрузиться в мрак забытья, я успела подумать: а ведь я и не подозревала, что Король гоблинов способен плакать. Что предвещают его слезы?

Цугцванг

Я проснулась от криков. Я снова была маленькой девочкой и, лежа под одним одеялом с Кете, слушала, как внизу скандалят мама и папа. Из-за денег, из-за Йозефа, из-за Констанцы. Наши родители либо целовались и ворковали друг с дружкой, либо шумно ссорились.

– Как вообще такое могло произойти? – Стены содрогнулись от удара. – Я же велел не спускать с нее глаз!

Снова грохот и звон бьющейся посуды. Я открыла глаза и увидела беснующегося Короля гоблинов и моих камеристок, в ужасе съежившихся у его ног. Прижав уши и уткнувшись лбами в пол, Веточка и Колютик раболепно поползли к королю на коленях, демонстрируя полную покорность.

– Вон отсюда! – рявкнул он. С каминной полки сорвалась ваза, нацеленная точно в голову Веточке. – Вон!

– Стоп! – Ваза повисла в воздухе. Король гоблинов рывком развернулся, обе камеристки вытаращились на меня.

– Оставь их в покое, – сказала я, – они ни в чем не виноваты.

Ваза упала на пол и разбилась.

– Ты! – Глаза Короля гоблинов метал молнии, ноздри раздувались, волосы стояли дыбом. На щеках алели два болезненно-малиновых пятна. – Ты, ты…

– Ступайте, – приказал я гоблинкам. Повторять дважды мне не пришлось.

Король гоблинов издал невнятный возглас и злобно пнул приставной столик. Кувыркаясь, столик полетел в камин. Пепел и угли брызнули во все стороны. Мой муж вытащил дымящийся предмет мебели из огня, швырнул на пол и в бешенстве растоптал. Стиснутыми кулаками и лицом, искаженным от ярости, он напоминал ребенка в припадке истерики.

Я понимала, что должна испытывать раскаяние и вести себя соответствующе, но ничего не могла с собой поделать: не выдержав, я рассмеялась.

Когда с моих губ сорвался первый смешок, я чуть не поперхнулась от неожиданности. Я не смеялась уже тысячу лет, и лицевые мышцы, отвечающие за радость, отвыкли от работы. Однако чем дольше я смеялась, тем больше получала удовольствия и в конце концов просто купалась в этом искрящемся фонтане счастья.

– И что же так сильно насмешило мою дражайшую супругу? – язвительно осведомился Король гоблинов.

– Ты, – задыхаясь от смеха, выдавила я, – ты.

– Я кажусь тебе смешным, Элизабет? – прищурился он.