Зимняя рябина

– Спит Лена-то… Я не стала ее будить. Пусть поспит, бедолага… А ты, стало быть, ужин готовишь, да? Картошку-то на плите помешай, сгорит ведь…

Усевшись за стол, она долго смотрела в окно, сопела у него за спиной. Присутствие ее страшно раздражало, он прекрасно понимал, почему она не уходит. Любопытство ей не дает уйти. Сейчас вопросы всякие задавать начнет, что да как…

– Слышь, Иван… Я вообще-то не к Лене сейчас пришла, а к тебе… Поговорить мне с тобой надо. Да ты повернись лицом-то, не в спину же мне говорить! Хватит уже эту картошку мусолить, пять раз уж перемешал!

Он повернулся, глянул почти неприязненно. А может, ему показалось, что неприязненно. По крайней мере, по выражению Людмилиного лица было видно, что никакой неприязни она не увидела.

Любопытным было лицо. Жаждущим информации. Глаза навыкате смотрели нагло, будто хотели добыть эту информацию силой. А вот и первый вопрос прозвучал – тоже довольно наглый:

– Ты с кем загулял-то, а, Вань, честно признайся? Я уж всю голову себе сломала, никак вычислить не могу, хоть убей! Поселок-то наш не больно велик, такие новости быстро дорогу находят. Если бы загулял, я бы уж давно в курсе была…

– Да, я понимаю твои страдания, что ж… – насмешливо проговорил он, разводя руки в стороны. – Но ничем помочь не могу, извини. Нет у меня для тебя ничего интересного, Люда. Нет…

– Вот в этом ты весь и есть, Ваня, в этом и есть… – грустно ответила Людмила, вздохнув. – Так и живешь, будто сам по себе, до других людей тебе и дела нет. Отгородился от людей, как чужой. Даже по душам побеседовать не умеешь. Но ведь сам же Лене сказал, что другую женщину полюбил, правда? Значит, она все-таки есть, эта другая женщина? Кто она, Вань, скажи?

– Я еще раз тебе говорю, Люда, ничем помочь не могу. Извини.

– Да мне-то чего помогать, я ведь не для себя стараюсь! Мне просто Леночку жалко, она ж извелась уже вся! Зачем ты ей так сказал, если у тебя нет никого? Да и я тоже думаю – врешь ты все, Вань… Цену себе набиваешь… Я же всех наших поселковых шалав наперечет знаю, я бы тебя на раз-два вычислила! Ну признайся, наврал ты Леночке про другую женщину? Ведь наврал? Ты ведь не такой, чтобы со всякими шалавами связываться, правда?

Слово «шалава» ударило ему в голову, как давешний самогон в гостях у Федора Васильича. Оно в отношении Ани было произнесено, хоть и косвенно. От этого удара он даже задохнулся, смотрел на Людмилу так, что она и сама испугалась, махнула рукой опасливо:

– Да что это с тобой, Вань? Так побледнел вдруг… Что я такого спросила-то? Я ж только правду хочу знать… Такое чувство, что ударить готов, Вань! Никогда тебя таким не видела, ей-богу!

– Тебе бы лучше уйти сейчас, Люда… – произнес он глухо, откладывая в сторону деревянную лопатку, которой только что перемешивал картошку на сковороде. – И чем быстрее, тем лучше.

– Да я… Я вообще-то не к тебе пришла, а к Леночке! Я к подруге своей пришла, Вань! – с напором ответила Людмила, инстинктивно втягивая голову в плечи.

– Ты пришла в мой дом… Это мой дом, Людмила! Я и прошу тебя немедленно покинуть его!

– Ишь ты, как заговорил, надо же… Будто подменили тебя… Вот я всегда Леночке говорила, что ты себя еще покажешь! Что снаружи вроде тихий да податливый, а глубже копни… Не зря ж говорят, что в тихом омуте черти водятся!

– Да, ты права, Люда. Мы в основном в омутах водимся, да. Особенно в тихих. И советую тебе подальше от этих омутов держаться!

– Что-то я никак в толк не возьму… Ты это все шутейно проговариваешь сейчас или всерьез?

– Всерьез, Люда. Серьезнее уже некуда. И даже более того, я настоятельно требую, чтобы ты немедленно покинула мой дом.

Людмила подняла брови, смотрела на него во все глаза. Потом пожала плечами, хмыкнула, произнесла тихо:

– Ну и сволочь же ты, оказывается, Вань… Права я была все-таки, да. А я вот сейчас поднимусь к Лене в спальню да расскажу ей, как ты меня выгоняешь! Не боишься, что расскажу?

– Нет, не боюсь. Обязательно расскажешь, только потом, позже… А сейчас уйди, Люд, пожалуйста. А то я сам за себя не отвечаю. Или еще что-нибудь тебе сейчас наговорю…

Странно, но он ощущал в себе в эту минуту какое-то странное удовольствие от своего хамства. Казалось, оно выскакивает из него, как звонкий сухой горох… И рассыпается-раскатывается по всей кухне. Довольно весело рассыпается и раскатывается, будто радуется освобождению.

Он даже не заметил, как рука вновь потянулась к деревянной лопатке. Видимо, Людмила тоже приметила этот его невольный жест и истолковала его по-своему. Вскочила со стула, быстро понесла грузное тулово в прихожую, так же быстро натянула пальто, сунула ноги в ботинки. Открыв дверь, оглянулась, крикнула в сторону кухни визгливо:

– Ненормальный! Как есть ненормальный! Как только Леночка живет с тобой, не понимаю? А я еще беспокоюсь, в загсе обо всем договариваюсь, чтобы дочка его без мужа не осталась! Оно мне надо, а?