Зимняя роза

Бристоу разочарованно посмотрел на Эрскина. Миссис Панкхёрст не собиралась отступать и затеяла с парламентским приставом словесную перепалку. Эрскин слушал и морщился, а миссис Панкхёрст изливала свое возмущение. Она говорила, что ни в сегодняшней речи короля, ни в прочих выступлениях не прозвучало и намека на намерение правительства предоставить женщинам право голоса. Это было пощечиной всем британским женщинам, отрицанием их титанических усилий в борьбе за равные права, вопиющим предательством их надежд. А потому она и все женщины, пришедшие сюда, требуют объяснений от своих представителей.

– Вот что, миссис Панкхёрст, я не пропущу вас в Центральное лобби. И остальных тоже. Ничего подобного не будет, – начал Эрскин.

– Миссис Панкхёрст имеет все права встретиться со своим представителем, – сказал Бристоу. – Будучи британской гражданкой, она может беседовать с ним в Центральном лобби. То же касается и остальных женщин.

– Сэр! – донеслось из толпы. – Вы отказываетесь впустить женщин?

Эрскин посмотрел на задавшего вопрос. То был репортер «Таймс», держащий наготове блокнот и самопишущую ручку. Еще дюжина репортеров последовала примеру собрата. Эрскин вздохнул. Будучи военным до мозга костей, он умел признавать поражение. Лучше благородное отступление, нежели кровавое побоище.

– Я не могу впустить всех разом, – сказал Эрскин, вновь поворачиваясь к Бристоу. – Их слишком много.

– Скольких вы можете впустить?

– Пятерых.

– Пятьдесят.

– Тридцать.

– Договорились.

Эрскин и Госсет принялись открывать двери входа для посетителей. В это время пошел дождь.

– По-моему, нам стоит вынести ожидающим зонтики, – сказал Бристоу. – И угостить их горячим чаем. Что скажете?

– Мистер Бристоу, разве я похож на дворецкого? – спросил Эрскин.

– Я все организую сам. Я лишь спрашивал вашего разрешения. Погода на дворе ненастная, а женщины – создания хрупкие.

– Угу, – язвительно хмыкнул Эрскин. – Хрупкие, как тигры.

Бристоу въехал в зал Святого Стефана, поднявшись по пандусу, специально устроенному для него, затем сделал резкий поворот в сторону столовой, чтобы распорядиться насчет чая.

– Следите за скоростью! – крикнул ему вслед Эрскин.

Бристоу махнул рукой, показывая, что понял.

– В прошлом году вы сбили троих швейцаров. И повредили пьедестал статуи Кромвеля!

Когда собравшиеся выделили из своих рядов тридцать делегаток, Госсет сопроводил их в Центральное лобби. Эрскин смотрел на оставшуюся толпу мокрых, забрызганных грязью женщин. Сердитыми голосами они скандировали лозунги, требуя избирательных прав. По крайней мере, кому-то из них достанется чашка горячего чая и зонтик. Бристоу об этом позаботился, а затем вернулся к толпе, чтобы выслушать жалобы женщин своего округа, пешком пришедших к Вестминстеру из Хакни. И как он что-то слышит в этом гуле? – удивлялся Эрскин.

– Это только первый день, – устало заметил он вернувшемуся помощнику. – Парламент едва успел вновь открыться, а нас уже атакуют.

Госсет улыбнулся:

– У меня друг служил в Китае во времена Боксерского восстания. По его словам, когда китайцы хотят пожелать зла, они говорят: «Желаем вам жить в интересные времена».

– Можете не сомневаться, мистер Госсет, нас впереди ждут очень интересные времена. Пока мистер Бристоу заседает в парламенте, недостатка в интересных временах не будет. 

Глава 81

– Что, Мэггс, еще налить? – спросил Сид Бакстер.

– Хотя и не надо бы, но я выпью, – сказала Мэгги Карр.

– Вот и умница.

Сид плеснул в стаканы. Каждая капелька была на вес золота и стоила почти столько же. Виски, когда он мог себе это позволить, привозили сюда из Найроби, а это два дня пути на воловьей упряжке. Кто-то дрожал бы над бутылкой, но не Сид. Он наливал не скупясь.

Большинство людей, проявляя щедрость, делали это, потому что считали жизнь скоротечной и торопились взять от нее все. Сид Бакстер был щедр, поскольку знал, что жизнь длинна. Когда она стала тебе бесполезна, то будет тянуться еле-еле. Это счастье скоротечно, а вовсе не жизнь, и когда оно тебя посещает, подарив прекрасный вечер с другом, такое надо ценить. И Сид ценил эти мгновения.

– Недолго нам осталось протирать штаны, – вздохнула Мэгги. – Дожди не за горами. Давно пора. Осточертело пыль глотать.

Сухой сезон превратил красноземы Тики в мелкую пыль. С дорог и полей она неслась в дома и амбары, покрывала людей и животных, придавая всему слабый терракотовый оттенок. Но сейчас в высоких травах вельда шелестел ветер, а на горизонте, к северу от горы Кении, мелькали молнии и грохотал гром, басовые раскаты которого звучали зловеще.

– Вскоре будем сажать днем и ночью. Думаю, еще неделька, и начнется жаркая пора. – Мэгги отхлебнула виски, потом окинула взглядом свою плантацию. – Сейчас под кофе у меня семьсот акров. Еще двести распахано. Если бы не видела собственными глазами, то ни за что бы не поверила. Ты, Бакс, прямо дьявол, а не работник.

– Это потому, что ты босс дьявола.