Зимняя роза

– Что ты знала? – спросил Сид.

– Ты когда свалил из Лондона?

– В девятисотом. А что?

– По времени все сходится. Ей почти шесть лет. На свет появилась раньше срока, но такое не редкость. У женщин от страха или от падения часто случаются преждевременные роды.

– Мэгги, ты о чем говоришь?

– Хотела я тебе, Сид, кое-что сказать. Очень хотела. Еще когда миссис Литтон впервые приехала к нам на ферму. Но потом решила не встревать не в свое дело. Да и кто бы меня упрекнул? С тобой о подобных вещах говорить ой как непросто. Не позволяешь никому совать нос в твою жизнь. Даже для твоего же блага.

– Мэгги…

– Неужели ты сам не заметил? Это же ясно как божий день. Форма лица. Глаза. Улыбка. Ты такой возможности не допускал?

– Какой возможности? Что я должен был заметить?

Мэгги подалась вперед, почти касаясь решетки.

– Подумай об этом, Сид. Хорошенько подумай. Индия Литтон назвала свою дочь Шарлоттой. Слышишь? Шарлоттой.

– Ну и что?

Мэгги выпучила глаза:

– А вот Фредерикой почему-то не назвала. С чего бы это?

Сиду хватило нескольких секунд. Он встал, подошел к двери и вцепился в решетку.

– Мэгги, неужели ты думаешь…

– Еще как думаю.

– Может, мне кто-то скажет, о чем речь? – спросил совершенно ошеломленный Шейми.

Сид посмотрел на брата. Недавнее отчаяние исчезло. Его глаза светились. Там было все: боль, удивление, радость.

– Шейми, у меня есть дочь. Ее зовут Шарлотта. 

Глава 115

В «Норфолк» Шейми вернулся к полудню, едва дотащившись до отеля. Все эти дни ему было не до отдыха. Он толкал свое уставшее тело за пределы выносливости, думая только о спасении Уиллы. И теперь вместо честно заработанного отдыха на него обрушилась беда совсем иного свойства. Старший брат, которого Шейми любил и не надеялся увидеть снова, вдруг оказался в местной тюрьме, брошенный туда по обвинению в убийстве.

Шейми поднялся в номер и прилег, думая, что полежит полчасика, а затем встанет и отправится навестить Уиллу. Вместо этого он крепко уснул и проснулся лишь наутро, в восемь часов.

– Твою мать! – простонал Шейми и открыл глаза.

За окном вовсю светило солнце. Он взглянул на часы, встал, умылся и поспешил вниз. Вчера он договаривался встретиться с Мэгги Карр за обедом. Мэгги он увидел сидящей в холле. Заметив его, она тут же встала.

– Извините, – пробормотал Шейми. – Спал как убитый.

– Ничего удивительного, парень. Я вечером стучалась к тебе. Ты не ответил. Я решила тебя не тревожить. В полумертвом состоянии от тебя никакого толку. Ну что, выспался? Готов наброситься на завтрак?

Шейми ответил, что завтрак обождет. Ему нужно в больницу. Он обещал навестить Уиллу вчера вечером и не пришел. Шейми волновался и за нее, и за брата.

– Хватит волноваться, – сказала Мэгги. – Что-нибудь придумаем. Ты же вытащил девчонку с горы? Вытащил. Вот и Сида из тюрьмы вытащишь. Сейчас иди в больницу. Встретимся в полдень, тогда и поговорим.

До больницы Шейми не шел, а бежал. Войдя туда, он с изумлением увидел, что Уилла пытается ходить. Бледная, еще больше исхудавшая, по-прежнему изможденная, она ковыляла на костылях между койкой и окном. Шейми подскочил к ней, боясь, что она упадет.

– Не рано ли ты встала? – спросил он, забыв поздороваться. – Сколько дней прошло после операции? Чья это затея? Никак, это доктор заставил тебя ходить?

– Остынь, Шейми. Никто меня не заставляет. Я сама попросила их принести.

К ее койке подошел доктор Рибейро.

– Думаю, мисс Олден, пока достаточно, – сказал он. – Вам не следует перенапрягаться.

Уилла кивнула и села на койку, отложив костыли. Врач подал ей стакан воды, помог лечь, подсунув подушку под спину. Двигая правой ногой, Уилла заскрипела зубами. Шейми это заметил и, когда доктор занялся другим пациентом, снова спросил, не рано ли она задает организму такую нагрузку.

– Я ходила всего несколько минут. Решила попробовать. Мне же все равно придется к ним привыкать. Сам знаешь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – ответила она, вымученно улыбаясь. – Но быстро устаю.

А она стала спокойнее, подумал Шейми. Нет такого отчаяния, как вчера. И позавчерашняя истеричность тоже исчезла. Хороший знак.

Прежде, говоря об Уилле, Шейми не употребил бы слово «спокойнее». Сказывалась собственная усталость. Если бы не собственное утомление и не тревога за брата, Шейми внимательнее присмотрелся бы к Уилле и под обманчиво спокойной поверхностью увидел бы бурлящий гнев. А внимательнее прислушавшись к ее голосу, уловил бы нотки раздражения. Он бы догадался, что внезапное спокойствие было лишь фасадом. Но мысли Шейми все время сбивались на брата.

Уилла спросила Шейми о его состоянии и удалось ли ему отдохнуть. Потом стала расспрашивать о Найроби и отеле, где он поселился. А дальше произошло то, чего никогда не происходило прежде: их разговор иссяк.

Первой не выдержала затянувшегося молчания Уилла:

– Прости. Нагнала на тебя скуку. Я опять устала. Постоянно хочется спать.

– Нет, это ты меня прости, – возразил Шейми. – Мешаю тебе отдыхать. Я сейчас уйду. – Он налил ей еще воды, затем сказал: – Уилла, может случиться, что завтра я не смогу прийти. И послезавтра тоже.