Зимняя роза

— Я всегда была с моим мужем предельно откровенна и честна.

— И конечно же, — лениво улыбнулся Кристофер, — вы рассказали ему все о нас.

На сей раз Эриенн остановилась, наливаясь гневом. Ей было и так тяжело от преследовавших ее мыслей и сновидений, но переносить и его укоры… это было уже слишком! Она постарается раз и навсегда похоронить его подозрения:

— О нас? Умоляю вас, сэр. А что, собственно, я должна была рассказать о нас?

Кристофер низко склонился над нею и тихо произнес:

— Если помните, мадам, вы были отнюдь не равнодушны к моим поцелуям.

— О! — только и смогла произнести единственный звук Эриенн, не найдя никаких других слов.

Она резко повернулась и пошла было прочь из бального зала, однако Кристофер схватил ее за запястье и отчасти потащил, отчасти направил в открытые двери, которые вели к тускло освещенной галерее, украшенной лиственным орнаментом. Как только их не могли увидеть остальные танцующие, Эриенн вырвала руку и, потерев припухшее запястье, простонала сквозь сжатые зубы: «Однако!»

Она повернулась спиной к подступающему Кристоферу и, хотя не могла ни на миг забыть о нем, изобразила холодное презрение. Наслаждаясь красотою длинных, сверкающих локонов, ее нежными и изящными кремовыми плечами, Кристофер смягчился. Ему вскружил голову аромат ее духов, и он вновь ощутил подступающий ненасытный голод. Кристофера охватило непреодолимое желание прижать ее к себе, желание, которое пылало в нем, прожигало насквозь его разум. Обхватив рукою тонкий стан Эриенн, Кристофер притянул ее к себе и склонился, шепча ей на ухо:

— Эриенн, любовь моя…

— Не прикасайтесь ко мне! — воскликнула она и отпрянула, услышав его шепот, который пронзил ее существо до самого основания, истончив и без того тонкую оболочку самообладания.

Вся дрожа, Эриенн повернулась лицом к нему и укоризненно подняла свои запястья:

— Вы видите? Синяки на обеих руках. Вы не лучше его. Почти весь вечер я подвергаюсь пыткам мужчин, которые утверждают, что лишь хотят защитить меня.

Кристофер принял ее гнев и отвесил короткий шутовской поклон:

— Прошу прощения, сударыня. Я лишь хотел сообщить вам, что намерения этого человека отнюдь не благородные.

— А ваши, сэр? — презрительно фыркнула она. — Окажись мы в тепле той конюшни, то сдержались бы вы? Или бы позаботились, чтобы моей добродетели пришел конец?

Кристофер придвинулся к Эриенн ближе, но старательно избегал прикосновений, хотя глазами пожирал в ненасытном голоде стоящую перед ним женщину.

— Вы угадали, мадам, — хрипло, но искренне произнес он. — Самое заветное мое желание — это обнять вас и лишить этой треклятой девственности. Если ваш муж не в состоянии сделать этого, то сжальтесь надо мною и предоставьте сделать это мне, но только не расточайте себя на этого напыщенного петуха Тэлбота. Он воспользуется вами, чтобы скрасить свою скуку, а потом отдаст вас своим друзьям на их усмотрение.

Эриенн посмотрела на него и затем произнесла почти что в ужасе:

— А вы, Кристофер? Если бы я отдалась вам, то вы уважали бы меня?

— Уважать вас? — выдохнул он. — Дражайшая Эриенн, посмел бы я поступить иначе? Вы не покидаете мои мысли, вы сгибаете меня, скручиваете меня, рвете мне душу. Человек, живущий во мне, трепещет при вашем приближении, и я стенаю в агонии, мечтая, чтобы вы ласково прикоснулись ко мне рукою. Я одержим желанием владеть вами, и если бы я хоть на минуту представил, что вы никогда не уступите мне, то удовлетворил бы свое стремление уже этой ночью, хотели бы вы того или нет. Но мне хочется, чтобы имя мое слетало с ваших уст со словами любви, а не с хриплыми проклятьями. Только это и хранит вас от моего желания, Эриенн. Только это.

Приоткрыв губы, Эриенн могла лишь смотреть на него в смятении чувств, бушевавших в ее груди. В ней билось воспоминание о той ночи в заброшенной конюшне, когда его поцелуи сломили ее сопротивление и она затрепетала, осознав свою собственную страсть. Эти чувства вернулись, и Эриенн охватил пронизывающий, неистовый страх, что если она задержится еще хоть на мгновение, то покроет позором себя, своего мужа и свой дом. Она резко развернулась и побежала, испугавшись, что Кристофер примется настаивать на ответе, и столь же страшась того, что может ответить ему.

Глава тринадцатая

Прислонившись виском к холодному косяку окна, Эриенн смотрела сквозь стекло. Прежде чем на землю упала ночь, набежали облака, и теперь за их прозрачной пеленой прятался робкий, идущий на убыль месяц. Далеко на юге янтарное зарево лондонских огней подсвечивало низкие тучи. Как раз когда Эриенн смотрела в окно, пошел тихий, моросящий дождик, и далекие огни скрылись из виду, уступив место лишь устремленным в темень шишковатым голым сучьям древних дубов, очертания которых смутно угадывались в мерцании фонарей на конюшне. За пределами усадьбы не было видно никаких силуэтов, никакого намека на жилье.