Эриенн колебалась, время для нее словно перестало существовать. Ей хотелось отвергнуть просьбу, но она понимала, что было бы глупо испытывать терпение супруга после того, как он сам подверг себя жестким ограничениям. Пальцы ее дрожали, пока она возилась с завязками, и она застыла в безмолвном трепете, когда рубашка скользнула к ее ногам. Она не могла видеть перед собой этот ничего не выражающий, нечеловеческий взгляд маски, который намеренно медленно обегал все уголки ее тела, задерживаясь на время на ее белеющей груди и изящных изгибах бедер. Эриенн устремила свой взор в какую-то отдаленную точку и изо всех сил старалась подавить подступающий к горлу крик от нараставшей где-то внутри полной паники. Она знала, что если он снова прикоснется к ней, то она надломится и начнет превращаться в прах, пока не падет ниц и не станет просить пощады, валяясь у него в ногах.
Когда это случилось, лишь его гулкого шепота оказалось достаточно, чтобы она дернулась и обратила свои широко раскрытые от страха глаза на его застывшую бесчувственную маску.
— Отправляйтесь в постель, а то простудитесь.
Этот приказ пронзил ее парализованный мозг. Эриенн моментально спряталась под защитой своего пеньюара и, как испуганный голубь, метнулась к спасительному укрытию перин. Погрузившись в пуховую мягкость постели, она подтянула одеяло к подбородку. Лорд Сэкстон стоял там же, где она оставила его. Казалось, внутри у него происходила какая-то страшная борьба. Эриенн наблюдала с опаской, пока он не развернул свою ногу в тяжелом сапоге и не двинулся к двери, волоча ногу. Дверь закрылась за ним, и комнату наполнила тишина. Ее нарушал только удалявшийся стук его шагов, но и этого было достаточно, чтобы выплеснуть наружу эмоции юной невесты. С огромным, облегчением и совершенно несчастная, она разрыдалась на подушке, не обращая внимания на то, что зашла луна, огонь в очаге превратился в тусклое мерцание и на спальню опустилась темнота.
Глава девятая
Эгги откинула портьеры, и яркий, искрящийся солнечный свет залил всю спальню, заполнив ее без остатка. Медленно пробуждаясь ото сна, Эриенн моргнула и прикрыла свои распухшие от слез глаза от этого ослепительного сияния, потом снова поглубже зарылась в мягкие теплые перины, все еще не в состоянии начать новый день в качестве супруги лорда Сэкстона.
— Господин скоро поднимется, чтобы проведать вас, мадам, — мягко, но с очевидной настойчивостью объявила ключница. — И я знаю, вы хотите предстать перед ним в наилучшем виде.
Эриенн застонала в знак протеста и отчаянно помотала под одеялом головой. В данную минуту она бы предпочла предстать перед супругом с кривыми зубами и огромной бородавкой на кончике носа, поскольку меньше всего ей сейчас хотелось бы доставить удовольствие своим внешним видом лорду Сэкстону. Лучше уж вообще не привлекать его внимания; Эриенн не видела нужды вызывать к себе больший интерес со стороны лорда, чем тот, который он уже проявил.
— Ну прошу вас, мадам, — уговаривала Эгги. — Вы слишком прелестны, чтобы прятать свое лицо, особенно от хозяина. Попомните мои слова, мадам. Настанет день, когда вы пожалеете, что были столь нелюбезны к нему.
Эриенн отбросила перины и, усевшись, с расстроенным лицом повернулась к ключнице.
— Я полагаю, что вам это вряд ли известно, — начала она поспешно и взволнованно, — но не проявлялась ли у лорда Сэкстона когда-либо склонность к жестокости?
Из уст пожилой женщины вырвался веселый смех, и она медленно покачала головой:
— Сэкстоны всегда были исключительно нежны со своими женщинами. Вам не надо бояться и думать о нем так, мадам. Но если вы проявите мудрость, — Эгги изогнула бровь и посмотрела прямо в аметистово-синие глаза госпожи, словно подчеркивая последнее слово, — то будете вести себя достойно и постараетесь быть с ним любезной. Он — богатый человек… побогаче многих лордов… и…
— Фи! — Эриенн недовольно откинулась на постель. — Мне совершенно безразлично, какое у него состояние. Мне всегда хотелось иметь лишь разумного, доброго супруга, человека, которому я смогу подарить любовь. Но не человека, одно присутствие которого внушает ужас.
Эриенн было безразлично, что она несдержанна в своих эмоциях с обыкновенной служанкой. При нынешних обстоятельствах ее чувства должны быть очевидны любому, и если говорить откровенно с этой женщиной было безрассудством, то лучше уж с самого начала знать своих прагов, чем всю жизнь прожить во лжи.
— Страх пройдет, мадам, — мягко подбодрила ее Эгги, а пока что самое лучшее — сохранять свое лицо в любой ситуации, чтобы потом не пришлось раскаиваться.
Она налила поды и тазик, смочила в нем полотенце и, отжав его, протянула сноси молодой хозяйке.
— Для наших глаз, мадам, отогнать от них сон.