Зимняя сказка (СИ)

— Если Вы столь настойчиво будете твердить, что хотите уехать — так уезжайте! — вспылил Элжерон. — В конце концов, Вы повторяете эту мысль раз за разом. Вы запрыгнули ко мне в сани едва ли не на ходу оттого, что так сильно хотите покинуть меня? Уж не стоит пытаться убедить меня в этом. Я хорошо разбираюсь в людях, и могу легко увидеть, что Вы лишь хотите сбежать от своей мачехи, а меня начали использовать как способ излить все то напряжение, которое она в Вас вкладывает, изводя нравоучениями и криками изо дня в день.

— О, я тоже, знаете ли, неплохо разбираюсь в людях! — неожиданно парировала Маргарет, поворачиваясь к графу. — Вы столь упрямо утверждаете, что любите одиночество, на самом деле скрывая за этим свой страх.

— Страх? Вот уж не припомню, чтобы слыл трусом, — хмыкнул на это замечание Элжерон.

— Однако же, Вы боитесь. Его, одиночества. Точнее того, что кто-то может его развеять, в следом исчезнуть по тысяче причин, и одиночество вернется, неся с собой пустоту. Потому Вы решили жить с этой пустотой непрерывно, отталкивая от себя людей, вещая им, что Вы слишком сложный и запутанный человек, которого интересуют только природа и его дела. Кроме того, Вы еще и пользуетесь какими-то непонятными техниками внушения, ведь Вы так успешно вчера избавились от нашего охранника. Матушка сказала, Вы умудрились сделать это одним прикосновением?

— Да, это была… необходимость, — граф неожиданно стушевался, не зная, на какое обвинение отвечать в первую очередь, дабы успокоить взвинченную девушку, заведенную, как пружину, умелой рукой мачехи-манипулятора.

— И что же, Вы и меня можете так… загипнотизировать? — Маргарет возмущенно взмахнула рукой.

— Могу, но это не то, что я делаю ради развлечения. Ваш охранник угрожал мне, и я был… вынужден… — пролепетал Элжерон, отдалившись мыслями от собственной реплики.

Отчего он ни разу не задумывался о том, что озвучила Маргарет? Одиночество, которым он дорожил, было лишь комфортной защитой от потрясений, что несло общение с людьми. Не оттого граф избегал его, что не нуждался, а потому, что боялся привыкнуть к тем приятным моментам, что оно влекло, и не суметь справиться с их исчезновением со временем. Ведь потерять себя, пусть и легко, но не так заметно и ощутимо, как когда теряешь близкого человека.

— … Вы слушаете меня, мистер МакЛавингтон? — донесся до него голос Маргарет, и он вынырнул из размышлений, осознав, что все то время, пока думал, смотрел пустым взглядом мимо своей собеседницы куда-то в лес.

— Прошу, зовите меня Элжерон, ни к чему эти формальности, — механически ответил он.

— Боже правый, да у Вашей паучихи в восьми глазах осознанности поболе, чем у Вас в двух! — проворчала юная баронесса. — В какой момент Вы перестали меня слушать и отчего? Это невежливо! Вы сами начали со мной беседу, а потом словно мысленно встали и ушли, оставив мне свою пустую оболочку!

— Я только могу сказать, что Вам стоит меньше слушать свою мачеху, которая, кроме всего прочего, не вызывает у меня доверия, и больше слушать саму себя. Иногда Вы говорите столь мудрые вещи…

— Иногда! — фыркнула Маргарет. — Вы мастер комплиментов. Это прозвучало примерно как "большую часть времени, дорогуша, Вы такая дурочка, но вот знаете, изредка я замечаю в Вас проблески разумности!"

Томас на козлах, похоже, не выдержал, и рассмеялся в голос.

— Уж поверьте старику, граф, ежели женщина решила кого-то доконать, она найдет способ раздуть из мухи слона, даже если он ей не был нужен!

— Томас, ты бы следил за дорогой! — одернул его Элжерон, краем глаза заметив, как Маргарет надулась. Он повернулся к ней и добавил: — Мы почти приехали. Я все же не знаю, ради чего Вы сели ко мне в сани и отправились в эту поездку, но теперь, пока я не закончу все свои дела, в замок Вы не вернетесь. И советую перестать делать то, что Вы в данный момент делаете. Сложно подобрать этому определение, но я бы рискнул сравнить это с попыткой выесть из меня всю душу вилкой для фондю! Кстати, — он наклонился ближе к возмущенной Маргарет, чтобы его не услышал Томас, — женскую истерию, насколько я слышал, успешно лечат, например, в Лондоне. Разве нет? — Граф ехидно улыбнулся и отодвинулся от девушки, которая начала задыхаться от негодования, по-видимому, не находясь, что ответить. — Однако, — не дал он ей произнести и слова, — вот и деревня. Вы можете наблюдать каменные ворота, точнее, их остатки, которые некогда были величественным сооружением, а ныне лишь отмечают въезд в селение, — граф указал на два широких столба из грубого камня, припорошенного снегом, и украшенных полукруглой белой шапкой, под которой не было видно арку.

— Ехать к старейшине? — подал голос кучер.