Зимняя жертва

— Не откладывай. Билеты могут закончиться.

52

Голоса.

Пусть летают.

Слушай их все, когда ведешь расследование.

Ничего не упускай. Они приведут тебя к цели.

В прихожей Никласа Нюрена стоят прозрачные банки с печеньем, круглые бежевые пирожные «Малина мечты» в пластиковых упаковках, шоколадные пирамидки и шарики, а зеленый ковер усыпан сладкими крошками. У входа темно-синий «вольво-универсал», припаркованный почти впритык к почтовому ящику.

«Будь осторожна, — говорит себе Малин, нажимая на кнопку звонка. — Если это сделали мальчики, он мог помочь им перетащить тело».

Никлас Нюрен ведет ее в квартиру, в прибранную гостиную, в центре которой стоит красный диван перед вмонтированным в стену плоским экраном телевизора.

Все указывает на то, что Никлас Нюрен — самый заурядный мужчина средних лет, не более.

На нем джинсы и зеленый джемпер, лицо круглое, а живот выступает над поясом, выдавая сидячий образ жизни. Слишком много ездит в автомобиле и слишком часто пробует рекламируемую продукцию.

— Я собирался звонить вам, — говорит Никлас Нюрен.

Голос у него неожиданно низкий для такого полного человека и немного хриплый.

Малин не отвечает. Опускается на стул модели «мюран»[46] возле небольшого обеденного столика у окна, выходящего на фабрику «Клоетта».

— У вас есть ко мне вопросы? — начинает Никлас Нюрен и занимает место на диване.

— Как вы, наверное, уже знаете, имя Иоакима Свенссона всплыло в расследовании убийства Бенгта Андерссона…

Никлас Нюрен кивает.

— Мне трудно представить себе, чтобы мальчик оказался замешан в такое. Ему нужно учиться хорошим манерам, только и всего. И иметь перед глазами достойный мужской пример.

— Вы с ним ладите?

— Пытаюсь поладить. У меня у самого было жуткое детство, и я хочу помочь мальчику. У него есть ключи от моей квартиры.

— Что значит — жуткое?

— Мне не хотелось бы вдаваться в это. Но отец крепко пил, вот что я могу сказать. Да и мама не была особенно ласкова.

Малин кивает.

— А что вы делали в ночь со среды на четверг на прошлой неделе?

— Маргарета была здесь, и я уверен, что Йоке вместе с Йимми смотрел тот самый фильм, про который он говорил.

— Йимми? Вы знаете Йимми Кальмвика?

Никлас Нюрен поднимается, подходит к окну и смотрит на фабрику.

— Они не разлей вода, эти двое. Если хочешь выстроить хорошие отношения с одним, то приходится действовать во всех направлениях. Я постоянно пытаюсь придумывать для них что-нибудь такое, что могло бы им понравиться.

— А что им нравится?

— Что нравится мальчикам? Я возил их на выступления скейтбордистов в Норрчёпинг. Мы были в Манторп-парке. Я позволил им вести свою машину. Черт! Как-то раз летом я даже возил их на стрельбище!

«Малин, тебе можно, наверное, расслабиться. Весь вид Никласа Нюрена прямо-таки излучает невинность. Или он только притворяется, будто ни о чем не подозревает?»

— Вы охотитесь?

— Нет, но одно время занимался спортивной стрельбой. У меня было «салонное» ружье, так это называется?

— Вас не затруднит его показать?

Никлас Нюрен роется в шкафу своей спальни, стены которой окрашены в белый цвет.

— Ведь для «салонного» ружья не нужен оружейный сейф?

— Пожалуй, нет, — соглашается Малин.

— Вот оно.

Никлас Нюрен протягивает Малин тонкое, почти изящное черное ружье. А ей внезапно приходит в голову: «Не прикасаться, ничего не трогать раньше, чем оно попадет в ГКЛ».

— Положите на кровать, — говорит она, и озадаченный Никлас Нюрен кладет оружие.

— У вас есть мешки для мусора? — спрашивает Малин.

— Да, на кухне. Там же и боеприпасы.

— Отлично, — говорит Малин. — Захватите и то и другое. Я подожду здесь.

Малин сидит на постели рядом с ружьем. Вдыхает спертый воздух, смотрит на постеры на стенах: изображения разных рыб от «ИКЕА» в дешевых рамах.

Малин закрывает глаза и вздыхает.

У Иоакима Свенссона есть ключи от квартиры.

Он мог взять ружье, когда Никлас Нюрен был в одной из своих командировок, пойти к дому Бенгта Андерссона и выстрелить, чтобы напугать. Черт бы его подрал!

«Вот свинята!» — думает Малин, но сдерживает эмоции. Тестостерон и стечение обстоятельств могут сыграть роковую роль в жизни подростков, а тот, кто чувствует себя брошенным, тот, кого топчут ногами, когда-нибудь будет топтать сам.

Малин открывает глаза и видит Никласа Нюрена, возвращающегося с кухни.

В одной руке у него пара мешков, в другой ящик с боеприпасами.

— Обычно я использую резиновые пули, — говорит он. — Черт! Я был совершенно уверен, что не открывал этого ящика. Но его явно кто-то открывал. И здесь не хватает трех пуль.

Гримаса разочарования делает лицо Никласа Нюрена похожим на маску.

Теперь стоит нажать на «крутых парней» из Юнгсбру и добиться признания, что это они стреляли в окно квартиры Бенгта Андерссона? Или подождать еще немножко и заставить их сказать больше?

Если им есть что еще сказать.

«Как бы мне ни хотелось форсировать это направление, еще не время», — думает Малин.