Зимние каникулы

– Главное, что не опоздала, – бодро говорит мать. – Ты иди, я без тебя с ней поговорю.

Майя, однако, удаляется ровно настолько, чтобы не быть на виду, но разговор слышать.

Мать же занимает выгодную позицию возле ординаторской – никак Анна Давыдовна не сможет мимо проскочить.

Выходит Анна Давыдовна из ординаторской стремительно. Мать прямым ходом к ней, излагает свою просьбу. Врачиха останавливается в позе бегуна на старте: одна нога впереди, слегка согнута, торс наклонен, вся в застывшем порыве. Выпрямилась, чтобы более веско ее слова прозвучали.

– Мне некогда, – доносится до Майи. – В двенадцать сорок у меня конференция. – Стучит по часикам на руке, – Когда выписывать больных, мы знаем сами, родственники нам для этого не нужны.

И весь разговор. Мать обескураженно застыла на месте.

– Ладно, мама, – Майя подошла к ней. До чего противно, когда на твоих глазах кого-нибудь унижают, хотя бы пренебрежением, – а когда твою родную мать?.. – Еще день, еще два. Не переживай.

– Что же теперь? Потерпи. Лекции, которые пропустишь, перепишешь, Коля поможет, если что-то будет непонятно. Каждый день звонит, интересуется. Симпатичный паренек. Тебе нравится?

– Никто мне не нравится, – с безотчетным раздражением отмахнулась Майя. Меньше бы мать об ее конспектах заботилась.

Мимо проходит Аркадий Валерьянович, бросает Майе на ходу:

– Есть лекарство... Лариса! – окликает сестру.

Та, сидя за столом, раскладывает по пакетикам лекарства, помещает каждый пакетик в ящик с ячейками, каждый ряд – палата, каждая ячейка – тот или другой больной.

– Чего? – полуоборачивается она.

– Надо сходить в аптеку, получить пурсенид.

– Мне сейчас некогда, не видите?

– Когда освободитесь, – покладисто соглашается доктор.

– Интересно, когда я освобожусь?

– Аптека в два закрывается, постарайтесь успеть, – это уже категорически, не допуская дальнейших пререканий. И кладет перед ней рецепт. – Для больной Соловьевой. Давать по две таблетки на ночь. Я написал. А сегодня еще клизму сделайте.

Лариса будто не слышит, колдует с пакетиками.

Любовь у нее, что ли, без взаимности? Или муж бьет? Ей-то уж точно в медики не надо было идти, каким ветром ее сюда занесло? А куда? – задумывается Майя. И находит для Ларисы работу: на почте газеты сортировать. Самой смешно стало.

Проводила мать до дверей, условилась до среды подождать, может, само решится, с Анной Давыдовной без толку говорить.

...Аркадий Валерьянович сидел около Тамары Георгиевны, гладил ей живот круговыми движениями, успокаивал:

– Наладим вам кишечник, потерпите немного... Легче так?.. А домашним вашим я записку оставлю: пусть принесут чернослив, компот из него можно сварить. Свеклу бы неплохо.

– Я Кирюшу попросила купить для нее чернослива. Когда домашних дождешься...

Алевтина Васильевна не договорила, как открылась дверь и вошел незнакомый мужчина.

И все сразу догадались, что это муж Тамары Георгиевны.

Такие мужья видятся большинству девушек и женщин только во сне. Высокий, спортивного сложения, с благородной сединой на висках. Гладкое лицо не по-зимнему смуглое, безукоризненный костюм, голубая, оттеняющая смуглоту, рубашка... Все это Майя разглядела и оценила в одно мгновение. Еще до того, как громко, с клекотом в горле – невысказанные слова! – зарыдала Тамара Георгиевна.

Доктор встал, уступая место мужу. Напоследок погладил Тамару Георгиевну по руке.

– Радоваться надо, а вы плачете, – ласково укорил. Какой он все-таки славный!

– Нет, минуточку, – вернулся к кровати. Порылся на тумбочке, нашел, что искал. Вложил таблетку больной в рот, заставил запить водой из поильника.

Муж, стоя посередине палаты, ждал. Молча и терпеливо.

– Сейчас успокоится, – заверил Аркадий Валерьянович и посторонился, давая мужу подойти. Рядом с ним он, нормально среднего роста, сразу потерялся, утратил часть своей докторской значительности.

Каждый человек существует сам по себе, но еще и в сравнении или на фоне. Выигрывает, проигрывает. А если фон и сравнение с кем-то ничего в твоих глазах не меняют, значит, отношение у тебя к этому человеку истинное. Приблизительно так подумала Майя, сожалея, что Аркадий Валерьянович в ее глазах не то чтобы потерял что-то – ни в коем случае! – но все же иначе увиделся. Очень уж импозантный этот муж!..

Муж ничего Аркадию Валерьяновичу не ответил и на него не посмотрел. Равно как и на прочих.

Майя сидела на еврей кровати, а Алевтина Васильевна в очередной раз лежала. Как ни была сегодня Анна Давыдовна занята устройством консультации, как ни спешила на какую-то конференцию, к Алевтине Васильевне приходила два раза, измеряла давление (до укола и после), осталась результатом недовольна, назначила иглоукалывание. «Лариса, отнесите назначение, узнайте на какое время поставили».

Нелегкий у медиков хлеб, что ни говори. Особенно в больницах. Ответственность. Не сапоги шить – покупают их или в ту сторону, где они выстроились на полках, не смотрят. Здесь как-никак идет речь о самой жизни. О самом-самом главном!..