Зимние каникулы

Странный этот муж. Сел на стул подле жены, молчит как пень. Теперь Майе виден его сильный затылок, великолепно подстриженный. Майя ведет безуспешную борьбу с отцом, который на такую ерунду, как стрижка, внимания не обращает, каждый раз попадает к другому мастеру, как постригут, так и ладно. Муж, безусловно, ходит к одному и тому же много лет. Без очереди. Майина неприязнь к его шикарной дочке за несколько минут перекинулась на него, как пламя пожара под ветром. Опять не подумала: все слова растеряешь – увидеть жену в таком состоянии!.. Уезжал в командировку – она его провожала, собирала чемодан, бегала по квартире, что-то напутственное говорила: береги себя, не простудись, не нервничай понапрасну (если командировка предстоит ответственная) – и все в таком духе. Была молодая еще, красивая, здоровая (Галя обмолвилась – не болела ничем и давление нормальное), стала больная, и ни молодость, ни красота ни для кого больше значения не имеют...

Тамара Георгиевна и впрямь, как обещал доктор, быстро затихла, пошарила здоровой рукой по изголовью кровати, стянула полотенце, вытерла лицо. Еще влажными от слез глазами в мокрых ресницах впилась взглядом в мужа. Чего во взгляде больше? Беспредельной любви или столь же беспредельной вины?.. Заболела, подвела тебя, как ты теперь будешь, вся жизнь из-за меня наперекосяк. Пожалуйста, прости!.. Будто в самом деле виновата.

Наконец он сказал:

– Не застал лечащего врача. Порядочки. Попытаюсь найти заведующего отделением. Если он, конечно, существует в природе. Попрошу перевести тебя в одноместную палату.

– В отделении таких палат нет, – бесстрастно замечает Алевтина Васильевна.

– Как это нет? – не верит.

– Так вот и нет. – И адресуется к нему непосредственно: – Кто, интересно, в одноместной вашей жене поможет?

Алевтина Васильевна явно разделяет Майины чувства. Он лишь на секунду смешался – и опять ровным голосом:

– Буду хлопотать о переводе в более приличную больницу. Слышишь, Тамара? – Неужели нет у него для жены ласкательного имени? – Да? Нет?

Та мотает головой, показывает, что слышит, но не хочет в другую больницу, хочет остаться здесь...

– И что значит – кто поможет? – реагирует запоздало муж на слова Алевтины Васильевны.

– То и значит. Няньки и сестры со всеми не управляются. Родственники, соседи по палате ухаживают. Вы и ваша дочь ухаживать, скорей всего, не сможете, у вас вряд ли найдется время. – Алевтина Васильевна глухо, на самом дне, закипает. Как бы еще больше не подскочило давление!

Не привык он, чтобы с ним таким тоном разговаривали. Не скрывая удивления, поворачивает к ней породистую седеющую голову. И с этакой дипломатичной вежливостью:

– К сожалению, действительно нет. – И не удержался пояснить: – Я на ответственной работе, предприятия по всему Союзу, ехал во главе комиссии принимать новый объект...

Тамара Георгиевна подтверждает, как умеет: именно так, все верно.

– А дочка? Тоже принимает объекты? – подает ехидный голос Майя. Матери нет на нее: как ты позволяешь себе разговаривать с солидным, взрослым человеком?!

– Что за привычка соваться в чужие дела! – Выдержка его оставляет, но он сразу же берет себя в руки. – Дочь помощник режиссера на киностудии, а это, не мешает вам знать, производство со своими законами.

Ох ты! Противная эта Галя – в кино. Везет же людям. Обязанностей помощника режиссера на киностудии Майя не знает, но готова поверить – не без некоторой досады – на слово, что производству без Гали не обойтись.

Тамара Георгиевна что-то мычит, требует, чтобы прекратили этот разговор.

– Лежи спокойно, – говорит муж. – Я пойду поищу заведующего. Как его зовут, вашего зава? – снисходит он до вопроса к Майе. – Прекрасно, Михаил Борисович, – повторяет он, чтобы до кабинета имя-отчество донести; полагает, что долго помнить его не придется.

...С утра на дворе было солнечно, под солнышком позвенькивала ранняя капель, а сейчас нанесло на небо снежные, низкие и темные тучи, ветер порывами бьется о стекла окон, залепляет их крупными мокрыми хлопьями снега. В палате стало темно, на сердце у Майи тревожно. Тревога, в общем-то, без ясной причины, все вместе: Варвара Фоминична, Тамара Георгиевна, спустившийся среди дня на землю мрак... Будто непременно несет с собой беду. Прояснится, заголубеет снова небо – и надвигающаяся беда вместе с тучами и тьмою отойдет. Так у Майи уже бывало. Есть у нее уже личный опыт.

Она встала и зажгла свет.

Муж вернулся в палату вместе с завом. Майя как раз выносила судно Тамары Георгиевны, едва с ними в дверях не сшиблась, не пролила...

Когда ставила богомерзкую посудину на место, на скамеечку рядом с кроватью, муж и глазом не моргнул, будто вполне естественно, что Майя – не санитарка, не дочка, посторонняя незнакомая девушка – должна за его женой убирать.

Он высказывал свои претензии заву, который слушал его, а краем глаза проследил за Майиными действиями:

– Ухода нет. Больные говорят – родственники. Посудите сами – какая из меня санитарка.