Целсо Флорьянович познакомился с дочерью бывшего приморца, который в свое время переселился в Чили, там разбогател на селитре и женился на креолке. Долорес, избалованная дочка переселенца и креолки, с милыми странностями и по-своему сентиментальная, хрупкого сложения, с оливковым лицом и осиной талией, приехала в Европу изучать историю искусства. Владелец селитровых рудников, как говорится, «не жалел денег на воспитание своего ребенка». Помимо экзотической внешности и причудливой смеси двух языков, Долорес привезла с собой два сундука туалетов и шалей, какие якобы носят женщины у нее на родине; в них она танцевала cuecu и cucarachu[30]
перед собиравшейся у нее богемно-студенческой компанией, после чего всю веселую братию потчевала mate[31] в расписных грушеобразных тыквах, который тянули через bombille[32].Раше помнил Долорес в годы своего в общем-то ничем не примечательного студенчества. Он издали смотрел, как она, высоко вскинув голову, проходила под руку с Целсо, и, может быть, бродя тихими улочками в своем балахоне с плеча каноника и грызя каштаны, втайне по ней вздыхал. Флорьянович женился еще студентом и закончил юридический факультет с опозданием в несколько лет. Жили они в той самой живописной мансарде, где висели копья и украшенные разноцветными птичьими перьями рубахи туземцев, в которых она некогда танцевала для него cucarachu. Угрюмый владелец селитровых рудников поначалу противился, не давая согласия на брак, но потом примирился и стал регулярно высылать им суммы, вполне достаточные, чтобы прожить. Закончив университет, Флорьянович вернулся в Далмацию, где в одном приморском городке несколько лет практиковал, неизменно пользуясь щедрой поддержкой старика, а затем получил свое первое место в уездном суде в Ралевацах.
Но и тогда все шло гладко. Целсо по-прежнему преодолевал трудности с невероятной легкостью. Заботы, словно напуганные птичьи стаи, разлетались от небрежного взмаха его руки с крупным топазом на пальце. За Ралевацами последовало еще несколько провинциальных городов. Но, куда бы ни заносила его судьба, он везде умел обставить жизнь со вкусом, со множеством цветов, с какаду в клетках в виде пагоды, с полками, уставленными кактусами, и с занимавшими полкомнаты большими фикусами. Он организовывал пикники, дирижировал кадрилями, устраивал концерты, где старые девы бренчали на рояле и молодые учителя, не совсем забывшие, чему их учили в учительской семинарии, пиликали на скрипках. Словно вихрь, разгонял он сонливость, пробуждая провинциальное чиновничье общество к интересной, достойной жизни, вводил приемы, увеселения, танцы. Среди зимы, в самом сердце Загорья, в каких-то там Ралевацах или Брекановаце, умел он превратить вульгарнейшую общинную управу в красивый танцевальный зал, где словно бы ощущалось дыхание весны — так искусно он был украшен веточками цветущего миндаля, которые несколько дней допоздна мастерил вместе с Долорес и каким-то тщеславным молодым служащим налогового управления или парикмахером-мандолинистом, приклеивая к веткам диких вишен или груш бумажные лепестки. В Ралевацах до сих пор помнят один из устроенных Флорьяновичем «F^ete des fleurs en hiver»[33]
.На третий год службы в Ралевацах у них родилась крошка Зое. Роды были трудные: Долорес из-за узкого таза три дня промучилась. В последнюю минуту, после тревожных телеграмм, суматохи, ночной гонки в автомобиле, ее доставили в город, где она наконец благополучно разрешилась от бремени.