Пройдя снова ту же сравнительно темную прихожую, мы попали в большую светлую комнату с двумя окнами, выходящими на противоположную сторону дома, на проспект и деревья парка Первой Градской больницы за ним. Эта комната с большим письменным столом, заваленным рукописями и вырезками из газет, журналов и самими журналами, – рабочий кабинет Анны Алексеевны. Справа и слева от входа в нее, из прихожей, есть еще большие, всегда открытые настежь двустворчатые двери в две другие комнаты, образующие как бы анфиладу из трех вытянутых в ряд комнат, все окна которых смотрят в одну сторону – на Ленинский проспект.
Мы сели в большие кресла посредине гостиной, против телевизора, прямо под большой, известной картиной Кустодиева, на которой еще молодые, краснощекие юные ученые рассматривали (или показывали художнику) какую-то рогатую стеклянную колбу с впаянными в нее проводками. Рентгеновскую трубку, сказал мне о ней Павел Евгеньевич Рубинин, рентгеновскую – в знак того, что они были учениками академика Иоффе, а сам Иоффе в молодости работал в Германии в лаборатории Рентгена и считал себя его учеником.
Анна Алексеевна села в центральное, большое кресло, рядом с тумбочкой, на которой стоял старенький переносной магнитофон-диктофон, я расположился в кресле слева, и первая из наших «официальных» бесед началась. И то, что я услышал от Анны Алексеевны в ходе этого рассказа, показалось мне настолько важным, а каждая деталь такой ценной и в то же время хрупкой, что я не решился притрагиваться, оставив все как есть. Я только убрал повторы, да и то не все. Являясь поклонником Роберта Фроста – великого американского поэта, я следовал его совету, что мысль, адресованная автором читателю, должна в разной форме быть повторена по крайней мере трижды. Только тогда в его душе может возникнуть резонанс, который рождается при слушании прибоя…
История знакомства Петра и Анны
– Анна Алексеевна, расскажите, пожалуйста, для начала, как вы познакомились с Петром Леонидовичем?
Анна Алексеевна радостно и легко засмеялась:
– О, Игорь, это уже много раз мною рассказано. Но я с удовольствием расскажу вам еще раз. Познакомили нас Семеновы. Вы ведь знаете, что Николай Николаевич Семенов был большим другом Петра Леонидовича еще тогда, когда они оба являлись студентами. Но кроме этого он, Семенов, женился на самой любимой моей подруге – Наташе, Наталье Николаевне. Она стала второй женой Николая Николаевича, сначала он был женат на ее тетке – блистательной, совершенно фантастической женщине, которая умерла. А Наташа очень была на нее похожа. Она занималась тут же, в лаборатории, была химиком, музыкантом, не знаю еще кем. И Николай Николаевич влюбился. А она – ближайшая моя подруга, мы вместе поступили в школу, недавно мы с ней праздновали восемьдесят лет нашей дружбы. И вот Николай Николаевич женится на моей ближайшей подруге… Я в то время жила за границей, была эмигранткой, а она оставалась в Ленинграде. Когда они приехали за границу, в двадцать шестом году, то сначала отправились в Германию, потом в Англию, в Кембридж, где жили у Петра Леонидовича; он показывал им Англию, свою лабораторию. Всегда ругал Николая Николаевича, что тот не говорит на иностранных языках.
– Он так и не научился?
– Нет, не научился. Потом Николай Николаевич и Наталья Николаевна поехали в Париж. Тут мы с ней и увиделись после многих лет разлуки. Мы были страшно счастливы. А у нее возникла такая тайная мысль, что вот есть Капица, одинокий, и есть Анечка, – надо их поженить. Но она мне об этом не говорила. И когда Петр Леонидович приехал, чтобы еще немножко побыть с ними в Париже, Наталья Николаевна мигом нас с Петром Леонидовичем познакомила. И мы вчетвером прекрасно жили в Париже, ходили по театрам, по музеям. Я очень подружилась и с Петром Леонидовичем. Он мне приглянулся, а я ему своим независимым характером. Он был страшный озорник, поэтому иногда у нас доходило чуть ли не до драки, но все разрешалось очень мирно. Во всяком случае, вне всякого сомнения, я была девушка странная, со мной можно было и подраться. Наконец он уехал к себе в Лондон, а перед этим я ему сказала: «Знаете, мне очень хочется побывать в Лондоне, в Бритиш Музеум. Я археолог, учусь в Луврской школе, и мне очень интересен Бритиш Музеум, там замечательные вещи. Но англичане мне визу не дают. Я прихожу с нансеновским паспортом (паспорт для эмигрантов), а они мне говорят: «Мадемуазель, зачем вам ехать в Лондон, в Лувре есть все». И не дают визу. Тогда Петр Леонидович сказал: «У меня есть друзья, может быть, они в это время приедут в Париж, я попрошу, вы с ними познакомитесь, и, возможно, они вам помогут». Так и случилось. Приехал в Париж очень симпатичный археолог с женой, он мне написал, что они хотели бы меня видеть. Я пошла к ним познакомиться, и мы подружились на всю жизнь. Они были очаровательные люди, большие наши друзья. Они сказали: конечно, мы вам поможем, мы добудем вам визу. И через месяц я получила визу в Лондон.