Читаем Зимний дождь полностью

— Вы хотите сказать, что я все выдумал? — в голосе Комарова зазвенел металл.

Но я ничего не успел ответить, в коридоре послышался топот, и на пороге появилась Даша:

— Геннадий Петрович, экстренно идите в клуб. Пора кино начинать, народ собрался, а Надежды нет. Я уж послала к ней домой парнишку…

— Объявите, что фильма не будет, — холодно бросил Комаров. — У нас заболел ребенок. Я отправил их в больницу…

Я встал, долго, старательно застегивал пуговицы, достал папиросу, закурил.

<p>ГДЕ ТЫ, ТРАВА ПРИКОРНАЯ?</p></span><span>I

— Девочки, после уроков всем собраться в пионерской комнате. С нами хочет встретиться новый заведующий клубом! — молоденькая учительница в очках с роговой оправой сказала, разбивая слова, будто еще раз напоминала задание своим ученикам, и сделала легкий поклон в мою сторону.

Она объявила об этом несколько торжественно, как если бы речь шла о встрече с известным киноартистом или с космонавтом, но у учителей, уточняющих расписание, разыскивающих невесть куда пропавшие тетради, одним словом, делающих то, что и положено делать в перерыв между уроками, сообщение не вызвало интереса, во всяком случае ничей взгляд не задержался на мне дольше, чем этого требуют правила хорошего тона.

Тит Данилович правильно оценил обстановку и, бросив чинить карандаш, подчеркнул:

— Сказанное Ириной Львовной касается всех молодых преподавателей. Без исключения.

— Разговор пойдет об очень серьезном, о свадьбах, — уточнила учительница в очках.

Я хотел отметить, что свадьбы только часть разговора, но физик Топольков, полный угрюмый мужчина с усиками, картинно всплеснул руками:

— Что же вы, Ирина Львовна, сразу не сказали об этом? Да на такой разговор я за тыщу верст пойду. Лишь бы он дал результаты.

— Не понимаю вашей иронии, — передернула плечами учительница.

— Как я догадываюсь, — продолжал Топольков, повернувшись к ней вместе со стулом, — речь пойдет о дальнейших судьбах наших незамужних педагогов. Давно пора, голосую обеими руками…

— Нисколько не остроумно! — отвернулась Ирина Львовна, и круглые щеки ее залил румянец.

— В равной степени этот разговор будет касаться и старых холостяков, — обворожительно улыбнувшись, вставила девушка, до сих пор безмолвно листавшая на диване какой-то журнал.

— Но меня, Инесса Сергеевна, все равно никакое собрание не обяжет жениться, — засмеялся Топольков. — Дудки! Сначала жена, потом коровка, потом поросеночек…

Я взглянул на Инессу Сергеевну, на ту самую ботаничку, к которой Елена советовала мне обратиться за помощью. Оказывается, я видел ее раньше в клубе, на танцах, но не думал, что она учительница. Большие, как будто постоянно удивленные, серые глаза, распущенные по плечам волосы, подчеркнуто правильная, не загубленная сельской работой фигура, давала основание считать ее горожанкой, отдыхающей здесь, вполне можно было принять ее и за девушку-десятиклассницу.

Затенькал звонок, и учительская сразу стала пустеть: мужчины давили в пепельнице недокуренные папиросы, женщины на ходу поправляли прически, мельком заглядывая в зеркало, пристроенное на тумбочке возле дверей. Я остался один. Во дворе порхали редкие снежинки. Вспомнился такой же белый день, когда мы хоронили Татьяну Семеновну. Теперь в школе историю ведет Ирина Львовна… С грустью подумалось, что из старых, то есть моих учителей, никого в школе не осталось. Одни на пенсии, другие уехали из Обливской. Вот только Тит Данилович.

— Извини, Геннадий Петрович, оставили одного тебя, — вывел меня из задумчивости голос Хорошева. — Бегаю все, — пожаловался он, стряхивая с мохнатой шапки налипшие снежинки. — В правлении был, просил машину. Дрова еще не завезли в школу, в лесу лежат. Хорошо, что прошлогодние остались, а то беда. Вот опять говорят: договаривайтесь с Котляровым. А с Илларионом Матвеевичем договор один…

Тит Данилович потер тыквенно-белую голову, сел в кресло, еще раз уточнил:

— О самодеятельности хочешь с нашими потолковать?

— Да не только. Вообще об интеллигенции в селе. Вот сейчас наступила зима, скоро начнут играть свадьбы, и половина молодоженов после регистрации брака в сельсовете поедет венчаться в церковь. Поедут ведь?

— Да, есть такие факты, — грустно согласился директор школы.

— Ведь не верят ни в бога, ни в черта, а венчаются, — рассуждал я. — Особой набожностью даже старики наши не отличаются. Значит, дело в ином, манит привлекательность обряда венчания — хор, зажженные свечи, — развивал я свою мысль Хорошеву. — Но разве в клубе невозможна подобная по торжественности церемония? Конечно, у клуба с церковью средства неравные…

— Нужное дело, кто спорит, — остановил меня Тит Данилович. — Но как это сделать?

О том, как сделать, мы и думали с учителями-комсомольцами. Пришли все, кроме Елены Владимировны, у нее, как сказали мне, разболелась голова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза