Зимний Мальчик

В целом класс игры противников оказался не слишком высоким. Тому была явная причина: люди не привыкли напрягаться, считая, что ничья — тоже хороший результат. Сделают по двадцать, двадцать пять ходов, увидят, что позиция примерно равна, и соглашаются на ничью.

Так она, позиция, с самого начала примерно равна. И что с того? Играть нужно если не до голых королей, то почти. До ничьи третьеразрядника — то есть когда этот условный третьеразрядник сумеет в данной позиции гарантированно сделать ничью против мастера. Но таких ничьих в турнире я не видел.

Играем, соперник думает, что на доске равенство, и предлагает ничью. А я не соглашаюсь, продолжаю играть, расшатывать, запутывать, строить козни. Не по-товарищески это! Молодой, сил много, копытом землю роет, а тут люди зрелые, турнир длинный, стоит поберечься.

Оно, может, и верно — для них. А у меня своя тактика, своя стратегия. Сначала нужно захватить высоту, а уж потом на ней закрепляться, строить блиндажи и дзоты, рыть рвы и запускать в них крокодилов.

Теплоход слегка качало на волне. Чайки и прочие птицы летали вокруг, но под навесом я был в безопасности. Взять, что ли, билет на следующую экскурсию?

Но я подавил малодушное желание. Теплоход подошёл к пристани, мы чинно сошли на берег и направились кто куда. Я — в библиотеку. Нужно было сдать книгу. Читал я её неспешно, и кончил аккурат вчера вечером. Скорее понравилась, чем нет, хотя в конце повествования главный герой, парень со стальной мускулатурой, уже стал публикуемым писателем. Нужно будет у Ольги справиться, насколько это реально.

Ну зачем тебе реальность, сказал внутренний голос. Искать в художественной литературе реальность — всё равно, что в долине нарзанов искать киоск с газировкой. Нелепо. Её, реальности, полно вокруг. Мало?

До библиотеки доехал на такси. Попросил подождать. Сдал книгу, распрощался с библиотекаршей, вернулся в такси и отправился обедать-ужинать. Опыт выездных турниров у меня невелик, Тула да Омск, но мнится, что и дальше будут те же заковыки: неважно с едой, даже в дорогих ресторанах, неважно с досугом, неважно с жильём, неважно с обслуживанием. Каких трудов стоит иметь чистые рубашки, бельишко и прочее. Обедая в ресторане ли, столовой или кафе, никогда не знаешь, будешь ли ночью спать — или рвать и метать (приключилось однажды, спасли активированный уголь и сульгин из походной аптечки). И приходить в гостиницу желательно засветло, либо подкатывать прямо ко входу на такси. Во избежание.

Последний свободный вечер я провёл в драмтеатре, давали «Ревизора». Сколько смотрю, столько восхищаюсь. И ведь Гоголь никаких писательских курсов не кончал, а взял — и отчеканил на века. Пока жива Россия, жив и Ревизор.

В таком вот состоянии я вернулся в «Октябрь» — да-да, на такси и прямо ко входу (у мастера из Ростова встреча с ночными омичами окончилась мелкими телесными повреждениями, потерей кошелька и часов, скидывались по пятерке). Прошёл к себе, посмотрел «Время», новых авиакатастроф не случилось, и на том спасибо. Перечитал вчерашнего «Сибирского Комсомольца», где была заметка о Первенстве России, и фотография, где я и гроссмейстер Виккерс играем во Дворце Железнодорожника. Фотография была хороша, насколько может быть хороша газетная фотография в принципе — я, вперив взор в переносицу соперника, тяну руку к чужому ферзю. И написано, что за три тура до окончания я обеспечил себе чистое первое место. Меня объявили открытием турнира и даже назвали Русским Фишером. Вот почему? Это уж Фишера, скорее, можно назвать американским Алехиным или Талем. Сколько их было, наших чемпионов? Алехин, Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Спасский. А сколько американцев? Один Фишер. Мы ещё проверим, каков он на излом, хваленый Роберт Герхардович. Причем следует помнить, что матушка Фишера училась в Первом Московском мединституте, а батюшка работал биологом в очень закрытом учреждении СССР. Так что фишеровские корни тоже здесь, в России.

Ладно, журналисты мне приятное сделать хотели. Фишер, так Фишер.

Подумал, не позвонить ли в Чернозёмск. Решил, не стоит. И без того Лиса и Пантера хотели прилететь в Омск и ободрить, но я отговорил. У них сессия, а я что, я справляюсь. Скоро вернусь. Всем большой комсомольский привет, сила в движении!

Я стал укладывать чемодан. Завтра в это время я уже буду подлетать к Черноземску. Если, конечно, всё пройдет штатно.

Постучали в дверь. А, это местный мастер, Золотников. Без доски и без часов, но с бутылкой коньяка, которую он тут же поставил на стол.

— Хочу выпить с вами! — сказал он. Ему как раз тридцать пять, плюс-минус пара лет. На вид.

— Желание понятное, но не пью.

— Одну рюмку!

— Не пью совершенно. Могу предложить нарзан.

— Нарзан не пью я. Слишком крепкий для меня, — и, без паузы:

— Завтра будешь играть на победу?

— Играть иначе значило бы плюнуть вам в лицо.

Он задумался.

— Это оскорбление?

— Это наоборот.

— Ну, ладно. А то давай ничью. Ты и так чистое первое место занимаешь.

— А с победой будет ещё чище.