Зимний огонь

Кейе размышлял обо всем спокойно, лишь констатируя факты. Он оторвал Хантера от семьи, оставив маленьких детей на рукаве у матери – женщины, которая была неспособна выходить даже щенка, не то что ребенка.

Никого не было, когда Калпепперы налетели на Теда и малышку Эмили.

«Много воды утекло с тех пор, – сказал себе Кейс. – Или утечет до того момента, когда я брошу последний комок земли на могилу последнего Калпеппера».

– Чем раньше начну, тем раньше кончу, – вслух произнес он. – После этого я смогу заняться более насущным делом – поиском подходящего места для ранчо.

Он допил остатки воды из жестяной кружки, прицепил ее к поясу и поднялся на ноги.

Занявшаяся заря позолотила холмы, остроконечные вершины, столовые горы, и сейчас всюду господствовали всевозможные оттенки красного цвета и разной густоты черные тени.

Набежал легкий ветер. Свежий, чистый воздух ерошил волосы Кейса, ласкал его лицо и навевал мысли о вечности и бесконечности, о древних солнечных восходах.

Койот снова завыл.

– Я построю себе ранчо в месте, похожем на это, – негромко сказал Кейс. – Эти зубчатые вершины существовали еще до Адама. Они останутся стоять и после того, как тело последнего человека превратится в тлен.

Некоторое время Кейс любовался окружающим ландшафтом, как бы оживающим после ночи. Суровая линия его рта несколько смягчилась.

– Природа живет и будет жить, – сказал он. – Каким бы глупым и порочным ни был человек, природа остается непорочной и чистой.

Снова послышалась песнь койота, после чего наступила тишина.

– Аминь, брат. Аминь.

Он принял решение и отвернулся, чтобы не видеть чарующих красот зари. Привычными, точными движениями свернул спальный мешок.

Перевернутое седло сушилось на скале. Там же был раскинут чепрак, который служил Кейсу дополнительным одеялом в особо холодное время.

Стоило Кейсу потянуться за седлом, как Сверчок стал щипать траву еще энергичнее. Жеребец понимал, что скоро они отправятся в путь, а траву в каменистой пустыне найти не так-то просто.

Сверчок не прекращал жевать и тогда, когда Кейс прилаживал на нем седло, чистил копыта и подтягивал подпругу.

Как обычно, прежде чем сесть на лошадь, Кейс проверил автоматическое ружье и дробовик и, как обычно, нашел их в состоянии полной боевой готовности. Он засунул их в чехлы у седла.

Проверять шестизарядный револьвер не было необходимости – он сделал это сразу же, как только проснулся.

Кейс приторочил седельные сумки и скатку с постелью, взял в руки уздечку и окинул взглядом место стоянки – убедиться, что ничего не забыл.

Не осталось ничего, кроме следов. Кейс не относился к разряду забывчивых.

Когда он приблизился к Сверчку с уздечкой в руках, жеребец с лихорадочной поспешностью щипал и жевал траву. Кейс аккуратно взнуздал Сверчка. Он был издавна приучен так же бережно обращаться с лошадью, как и с хорошим оружием. Позаботься о них – и они, в свою очередь, позаботятся о тебе.

Одним махом Кейс вскочил в седло. При этом Сверчок и не подумал прижимать уши или выгибать спину, как это делают утром многие лошади. Он воспринял это так, как воспринимал зарю, то есть как часть нормальной жизни.

– Поехали, Сверчок. Давай проведаем с тобой этот злосчастный салун. Посмотрим, насколько удачнее сейчас крапит карты одноглазый Падре.

* * *

Кейс лишь во второй половине дня добрался до места, которое зубоскалы называли Испанской Церковью.

Происхождение этого названия частично объяснялось тем, что громадная скала, которая служила задней стенкой салуну, контурами напоминала испанскую церковь, в особенности подвыпившему человеку. Владельцем салуна был Падер Гантер, и его имя быстро переделали в Падре. С тех пор посетители заведения иначе его и не называли. Название «Испанская церковь» закрепилось за этим заведением с легкостью, с какой закрепляется дурная репутация. Впрочем, подобная репутация была вполне заслуженной.

Поселение насчитывало несколько грубо сколоченных хижин по реке Коттонвуд. Скорее это был ручей, который не составляло труда переплюнуть, но он журчал круглый год, и это само по себе было здесь редкостью. Источник находился в отдаленном горном массиве; вода сбегала со снежных вершин, пересекала безводную каменистую местность и дальше текла по запутанным каньонам, куда ни один белый человек не был в состоянии проникнуть.

В Испанской Церкви не было ни настоящей улицы, ни приличного здания, ни конюшни. Из мутноватого пруда брали воду для питья те, кто не мог удовлетворить жажду местным пойлом, именуемым пивом.

Некоторое время Кейс с горы наблюдал в подзорную трубу за поселком. Он насчитал восемь верховых лошадей и мулов, которые были либо привязаны, либо стреножены у ручья.

Особое его внимание привлекли два гнедых мула. Однако сколько он их ни разглядывал, никак не мог определить, кто из Калпепперов находился внутри хлипкого сооружения из брезента и подпорок, которое выполняло роль местного салуна.

– Хорошо, что ты всю ночь занимался тем, что набивал себе брюхо, – сказал Кейс Сверчку. – Похоже, здесь ни человеку, ни скотине нечем поживиться.